Ловушка для королей 3.4
Глава третья. Жизнь на кладбище.
Людям приятно иметь собственность. Кто-то любит солидный, греющий душу своей «дурной бесконечностью», банковский счет, кто-то предпочитает старый, с металлическими уголками, надежный чемодан с рваной наличностью, кто-то с успехом владеет, пусть скромным пока, пусть пока в подземелье, без санузла и электричества, производством сахарной ваты и чипсов, кто-то, в единичном числе, обладает крайне секретными и важными учеными знаниями, а кто-то натренировал мозг и руки до автоматизма для блестящего исполнения одной единственной, но востребованной процедуры, например, лихо долбит по фортепьяно или рвет зубы желающим.
Все это как-то несолидно. Основательные люди, люди в пиджаках и с носовым платком в кармане, люди, по-настоящему заботящиеся о наследниках, предпочитают просто и скромно владеть землей. Понятно, что землей не в Сахаре, лесотундре или на Аляске, а той, которая сама по себе, без чрезмерных усилий и понуканий, приносит владельцу регулярный доходец.
Это может быть жирная пашня или густо-травное пастбище, дивная для почечников курортная зона или легко разрабатываемый участок с полезными для цивилизации ископаемыми. Высоко ценится земля внутри старых мегаполисов - «под застройку».
Виктюша Корнет владел ...нским кладбищем - он был его директором.
Выделяя землю под скромную могилку, Виктюша с просителями был сух, строг и неуступчив до крайней степени жестокости. Хоронить на ...нском кладбище уже давно было негде, да и запрещено, поэтому суммы за столом директора кладбища озвучивались и ходили немалые - куда там вашему месторождению никеля или площадки под дом внутри Садового кольца!
В тот день, о котором речь идет, Виктор Корнет «по серьезному», «без дураков» продал участок земли между могилкой гражданки Пичугиной - забытой напрочь теперь, а некогда богини сцены и братьями Орловыми - известными душегубами, и был теперь доволен собственной значимостью и полезностью обществу. Он «рулил».
Стоял тихий русский вечер, каких в Америке и не бывает вовсе, вечер с луной и шепотом трав.
Виктюша Корнет неспешно шел, меряя прозой бухгалтерии хозяйский шаг, по кладбищу, оглядывая придирчивым взглядом свое хозяйство. Куда бы еще подселить желающих?
Кого бы из старичков пора «уплотнить»?
Было тихо. Светила полная луна, и только из-за часовенки раздавались нетрезвые голоса живых. Копателей.
Внезапно Виктюше почудилось чье-то лишнее присутствие. Да. На кладбище был еще кто-то.
Кто-то еще.
Виктюша встал и с опаской посмотрел в небо - не оно ли? Ему не мерещилось. С ним говорил некто. Прямо из-под ног, из-под земли, тихо и властно шел голос. Голос, мрачно напевающий старинную бандитскую песню. В двух шагах от владельца кладбища возвышался монумент покойного олигарха, рядом была закопана бывший директор школы, нетрезвый самоубийца и автор странных методичек, сводящих с ума почти всех читающих - место было жуткое, само по себе.
Считай, проклятое.
- Кто здесь? - произнес Витя Корнет достаточно крепко - он был готов, в принципе, сдаться, но по предъявлению. Ответа не было.
А слышалось из-под могил:
«и за ней следила ГубЧК».
На подгибающихся, макаронных ногах Виктюша добрел до кладбищенской конторки, глухо сел за стол и замер. Он думал. Минуту.
- И «шта»? - был вопрос алчных и безбожных подельников. Копателей.
- В два раза тариф подымаем, - был выстраданный ответ: - на «святой земле» хороним. Поет.
Когда усердные занятия бизнесом приведут вас ночью в свежевыкопанную могилу, помяните мое слово - вам захочется вспомнить что-нибудь светлое. Циничное, может быть.
Я чуял холод сырой земли, слушал, как Шура бьет штольню, кругом лежали усопшие, стояла зловещая тишина, и непроизвольно вспоминалось жизнеутверждающее.
Мы довольно усердно пили пиво с Вячеславом, и что-то, под настроение, я стал уговаривать его сходить на исповедь.
Как всех нераскаянных грешников меня периодически влечет церковь. До головокружения. До юродства.
Я был красноречив, он был внимателен. И он внял, он заплакал, он послушался, и пошел.
Я лежал «с похмелья», проклиная слабость нашей человеческой воли, когда он вернулся и, без приглашения выпив стопку, объявил меня негодяем. Последней мразью.
И добавил, что в следующий раз на исповедь пойду я.
И он и я совершили старую ошибку - мы хотели испросить прощения. Мы страдали от вопиющей совести. Когда она временами просыпалась. Но мы не сделали главного: перед тем, как каяться, следует примириться, а значит, заделать пробоину в психике.
Осторожно спросив у батюшки, нужны ли подробности, и с облегчением услышав, что нет, а нужна только суть «дела», Слава и стал излагать просто суть.