И вот этот-то перехват камышинки и чуть не оказался роковым событием на этом празднике спорта.
Ягодка земляничка, болтавшаяся в зеленой глубине на кончике стебелька, оторвалась и, прямо перед носом изумленного Кваки Ку, который изо всех сил греб своими ластами и уже видел цель, опустилась на дно бочки. Сантиметров на тридцать глубже.
Что творилось в душе бедного Кваки Ку, сказать не берусь, художники пытались какие-то гримасы нарисовать, да где уж там. Им ли понять чемпионов, у которых из-под носа уходит ягодка!
Но он не сдался. Он еще сильнее заработал лапками и, почти теряя дыхание, достиг дна бочки, подхватил ягодку и взмыл ввысь, к рукоплещущим зрителям.
Рекорд - камышинка - был торжественно внесен в летопись леса.
А о дополнительных тридцати сантиметрах лягушонок застенчиво промолчал.
Я лежал на канапе, и, уже не слушая телевизор, думал: «Да, чемпион обязан иметь запас на лишний рывок, на эти «тридцать сантиметров» плюс к рекорду, которые никто не увидит».
Но, возможно, причиною грусти был наш последний разговор с Шурой.
Я лежал на канапе, заложив руки под голову, смотрел вверх и разглядывал всю свою суетливую жизнь.
Мысли были горькие и жестокие, как дежурный доклад премьера:
«Как? Почему? Я, я, Перепелкин Анатолий Иванович, тридцатилетний, в чистых носках, с запасным дипломом философа, невысокий, но крепкого телосложения, лысый (по поводу лысины я теперь совершенно успокоился - одна порядочная девушка мне доверительно сообщила, что женщин мало заботят лысины мужчин, их больше заботит, как они сами выглядят, мужчин же красят манеры, а тут у меня, сравнивая с людьми публичными, Виндзорская школа), не конфликтный, любящий умных собак и такую же музыку, которая тоже почти разговаривает, да просто хороший, именно просто хороший!» - тут я тихо застонал и перевернулся на бок, - «Опять поддался на соблазнительные, бесовские уговоры своего дружка, и встал на темную и скользкую тропу интеллектуального бизнеса».
Я отлично помнил тот жутко тоскливый, одинокий вечер, когда из каждого темного угла комнаты доносились ядовитые голоса: «Встань, оденься, выйди на улицу и заработай миллион!»
Шура зашел, отперев дверь своим ключом.
Он сел в кресло, с минуту смотрел на мои тапочки, лежащие под канапе и начинающие от скуки порастать щетиной, потом прокашлялся и сказал:
- Я думаю, нам надо украсть Федора Федоровича.
Человек, обладающей деловой хваткой, никогда не удивляется парадоксальности иных предложений.
Я даже не пошевелился. Я думал - в чем фишка?
Федор Федорович Алатырев был крупный олигарх, недавно благополучно почивший в бозе и похороненный на ...ском кладбище.
- Я случайно узнал подробности его завещания, - продолжал Шура.
- Подожди, дай-ка я заварю кофе, - и мы прошли на мою крохотную кухню.
Сидя на одичавшей от безделья кухне и прихлебывая, оживляющий отупелый ум, кофе, я выслушал свежую, как улыбка ребенка, Шурину задумку. В завещании Федора Федоровича указывались два наследника: племянница, госпожа Нинон Торбаева и фонд защиты озера Байкал. Первая обязывалась следить и ухаживать за имением и могилой покойного, фонд же должен был пропихивать законопроект о запрещении хозяйственной деятельности в стокилометровой зоне вокруг озера. В случае несоблюдения условий, права наследования переходили к одной из оставшихся сторон. Если же обе стороны «хлыздили», все уходило ...
- Надлежащий уход за могилой - вот, где можно проверить удачу на вшивость, - закончил Шура.
Я думал.
И госпожа Нинон и парни из фонда, в принципе, должны быть живо заинтересованы: где тело покойного благодетеля? Пожалуй, ни одна из сторон в полицию не обратится - шумиха раньше времени только мешает и играет на руку противника.
- Сколько же теперь может стоить Федор Федорович? - подумал я вслух.
- Четверть доли - или четверть или теряешь все.
Шура порой жесток, но только так и делаются реальные деньги.
А вам что, они не нужны?
Я знаю, многие меня осудят, многие скажут, что воровать покойников не этично! Многие под страхом смерти запретят своим дочкам со мной вечерами встречаться, а сыновьям будут указывать на меня, как на пример изгоя, кощунника и аморала. И первыми это скажут те, кто громче всех требовал народного суда над олигархами. Но вы, судьи, скажите, каким еще продуктивным бизнесом заниматься в России человеку с честью, сердцем и умом, кроме как разграблением могил олигархов, тем более, если у него нет «мохнатой лапы»?