На секунду все замирает. Затихают голоса, застывают люди в дорогих одеждах. Я остаюсь одна с горьким осознанием собственной ошибки и напрасными вопросами, возникшими так не вовремя. Неужели жизнь в Черной банде ничему меня не научила? Неужели ненависть к отцу, не желавшему даже знать меня, ненужную дочь, настолько затмила разум? За спиной почти каждого Правителя есть колдун — тот, кто возвел его на трон, поддержал, помог опутать колдовским мороком сознания горожан. Но этот колдун, он ведь не просто так скрывается.
Он хочет, чтобы тот, кто придет по его душу, ошибся. Выбрал очевидную цель.
Он — она — хочет оставаться за спиной.
Безмятежно-красивое лицо Огнии больше не скрывает таящуюся внутри колдовскую силу. Холодные глаза устремлены на меня, и она смотрит пристально, цепко.
Гости, как по команде, тоже поворачивают головы ко мне, и сквозь прорези масок я различаю знакомую пустую и белесую муть. Магия — гарь и горечь — накрывает зал, и я задыхаюсь, путаюсь в ней как в паутине.
Я в ловушке.
Тоненькие гнилостные ручейки выскальзывают из молчаливых тел гвардейцев и гостей, сливаются в гнилую реку, наполняющую тело ведьмы, притворявшейся послушной женой Правителя. Нет другого способа лучше спрятать магию, чем раздать ее другим. Наградить эти безвольные, не сознающие себя тела кусочками силы, пригасить, спрятать свою, чтобы в нужный момент собрать ее для решительного удара.
Огния нападает первой. Бешено, яростно — раньше, чем успевает осушить всех носителей. Невидимым щитом Охотник прикрывает меня, вбирает магию ведьмы. Я касаюсь нашей связи, и сила льется в мои пальцы, наполняет меня.
Мой удар — второй — достигает цели, пронзает Огнию магическими стрелами. Я достаю нож, свой любимый, заговоренный нож, выдергиваю из ножен, закрепленных на голени, набираю силу на его кончике. Охотник касается моей руки, и, повинуясь воле высшего демона, тьма растекается по лезвию мутной дымкой.
Я вкладываю в удар всю свою силу. Магия сминается. Я чувствую сопротивление, гнилостный яд, опутывающий меня, но вот защита ведьмы поддается, трескается, рассыпается. Нож входит в податливую плоть, и мириады низших демонов завершают дело, впиваясь, вгрызаясь, разрывая в клочья.
А потом она, кровоточащая и умирающая, с распоротым телом, вдруг поднимается.
Ее глаза наполняются тьмой, а рука — та, на которой нет браслета, зачарованного Безмолвным Ужасом — вытягивается, обрастает острыми демоническими шипами. И одним легким, словно бы небрежным движением изменившейся руки она отбрасывает меня прочь.
Я врезаюсь в пол с такой силой, что перед глазами чернеет. Не вижу — слышу череду глухих ударов вокруг. Гости и гвардейцы один за другим падают и остаются лежать без движения.
С трудом размыкаю веки. Смотрю на Огнию, не человека и не демона, не ведьму и не тварь. Мелкие демоны, облепившие ее тело, осыпаются вниз, превращаясь в труху, словно пожухшие листья. Заговоренный нож, застрявший в ее груди, тоже обращается в пыль, и рана тут же затягивается, покрывается коркой запекшейся крови. Изодранное платье висит клочьями, придавая жене Правителя дикий и безумный вид.
Медленно, шаг за шагом, она приближается ко мне. Магия окружает ее вихрем рыжих искр — магия опутывает меня, раздирая так же, как недавно демоны, послушные Охотнику, набрасывались на саму ведьму. Демон материализуется на ее пути — настоящий, кусок черной тьмы — и Огния рвет черную тьму в клочья изменившейся рукой, а черная тьма рвет ее — только вот ведьма постоянно, беспрестанно восстанавливается. Меняется, деформируется.
Я тоже регенерирую, но не так быстро — намного медленнее. Мне нечего ей противопоставить. Сил — моих и демона — недостаточно. На мгновение мне кажется, что это конец — бесславный, пустой, бессмысленный. Умереть, не достигнув цели, обидно и горько.
Ведьма склоняется надо мной, замахиваясь для последнего удара. В ней почти не осталось ничего человеческого. Черные крылья распахнуты за спиной, тело покрыто чешуей, словно броней. Кровь — моя кровь — алыми брызгами покрывает ее тело, стекает с демонических когтей. Только рука с браслетом остается прежней.
“Браслет — не знак отличия, Принцесса. Он блокирует силы, подавляет волю”, — не так ли говорил когда-то Безмолвный Ужас?
Осознание пронзает вспышкой. Как наяву я вижу квартиру пограничника Теня, вижу стоящую перед ним женщину в алом. И тонкий серебряный браслет с выбитыми цифрами со щелчком замыкается на руке. Страх и ярость, ее страх и ярость, выплескивается волной, когда она вдруг понимает, что часть ее нечеловеческой силы ей теперь недоступна, что она слаба и подчинена. Тогда ее вторая, свободная рука вдруг трансформируется, и она вонзает демоническую лапу в грудь Теня — раздирая и уничтожая.