Расчет Бряка — из всех зол выбрать самое большое и злобное — оказался верен. Самого Черного Пепла пытки демонят никогда не интересовали, а колдуны своего предводителя если до позорно мокрых штанов и не боялись, то опасались уж точно, и ни с ним, ни со мной из-за такой ерунды, как наглый демоненок, связываться не хотели. Вот Бряк, пользуясь положением, и издевался над обидчиками по-всякому и по-разному. Говорили, он даже слопал колдуна-инициатора пыток — во всяком случае, пропал тот подозрительно близко тому к моменту, как Бряк приволок из леса несколько обглоданных человеческих костей и пару дней всячески ко мне подлизывался, чтобы я сделала их них амулет-погремушку. Слопал ли он в итоге колдуна или не слопал, я разбираться не стала, но амулет сделала и в его честь окрестила зверушку Бряком.
В конце концов, наши дорожки с колдовским сообществом под предводительством Черного Пепла разошлись, а демоненок Бряк все равно остался со мной. Черт его знает, почему. По привычке, может — или боялся, что когда меня рядом не будет, Черный Пепел не станет его терпеть. Так или иначе, в любви и заботе Бряк никогда не нуждался, особых неудобств не причинял, и я махнула на него рукой — пусть себе таскается следом. Тем более, он научился мастерски сооружать мне мудреные прически и вплетать в волосы дьявольские колокольчики — то есть, приносил пользу. Взамен я позволила ему спать, прижавшись ухом к моей груди — как и всех демонических созданий Бряка завораживали звуки бьющегося сердца. Главное, что съесть меня он никогда не пытался, покусать тоже — и мы относительно поладили.
До этого момента Бряк не делал особых глупостей и не совался вслед за мной в пригороды, где у демонят жизнь бывает короткой и незавидной. Но сейчас он зачем-то приполз — возможно, почувствовал, что из-за Последнего Желания одного крайне прыткого трупа, я еще не скоро вернусь на дикие равнины. Ну и свет с ним, как говорится, никто его насильно идти со мной не заставлял.
Пока я спала, кто-то снял с меня и заговоренную куртку, и рваные брюки. Судьба драных брюк меня не очень-то взволновала — невелика потеря — но вот куртка была любимая, трофейная. Тень наверняка еще долго скрипел зубами, вспоминая тот злосчастный день, когда он ее лишился, а я посмеивалась всякий раз, стоило ведьмам спросить, откуда у меня взялась куртка пограничника и почему я ее ношу не снимая. Дело было в удобстве, само собой. Уж не знаю, кто ту куртку заговаривал, но поработал он на славу — так не каждая ведьма сможет. Даже я, к своему стыду, не сумела б.
Ноги больше не болят — мы, ведьмы, регенерируем быстро. Нам надо несколько часов очень глубокого сна, чтобы восстановить силы, и если мы эти часы переживаем, то просыпаемся уже почти как новенькие. Хорошо, конечно, что демон торчал поблизости, пока я спала — в состоянии глубокого сна ведьмы уязвимы как никогда в жизни. Но теперь, раз уж рваные раны на ногах затянулись темной корочкой, а болезненная пустота внутри заполнилась свежей энергией, демон-защитник мне больше не нужен. Самое время отправить его обратно, что бы он там по этому поводу ни думал. Большая часть защитников чаще всего думать не способны вообще, но, я подозреваю, этот конкретный демон вполне разумен — и еще как.
Вместо брюк треклятый благодетель оставил мне юбку — ярко-оранжевую, с выглядывающим из-под верхнего слоя броской ткани жестким краем черной нижней юбки. Когда-то я такие любила, но потом на собственном опыте убедилась, что на равнинах удобство предпочтительнее красоты. Да и само понятие красивой одежды у всех разное. Мне раньше нравились вызывающе-укороченные юбки, сетчатые чулки, замысловатые украшения, высокие сапоги на каблуках и кожаные куртки. Любила я и расшитые корсеты, и узкие брюки. Сторонники строгой нравственности долго время закатывали при виде меня глаза, пока несколько лет жизни на равнинах не приучили меня носить темное, заговоренное и практичное — никаких вам оранжевых юбок, оставленных щедрым благодетелем.
Понятное дело, показывать кое-кому, что он мало того, что наслышан о моих прежних вкусах, так еще с размером угадал, не очень-то хотелось. Но и ходить полураздетой тоже. А что еще в такой ситуации можно было сделать, кроме как натянуть то, что предложили?
Так или иначе, но вчерашнее происшествие вернуло мне подзабытую уже осторожность, и прежде чем выйти из шатра, я прислушиваюсь. И замираю, так и не отдернув пестрый полог.
На ярмарке царит тишина. Давящая, странная тишина — от нее звенит в ушах, а пальцы покалывает от нехорошего предчувствия.