“Черная Луна”.
Бриз не может больше нести этот груз глупости и предательства. Она виновата, виновата во всем, и тогда, на площади, она стояла поодаль, сжимая под одеждой револьвер. Она была уверена, что план Тухли не удастся, и ей останется только один способ сбросить непосильную ношу — умереть.
Ведь так тяжело просто попросить прощения.
Она шагает навстречу тварям, а я отчаянно рвусь к ней, проклиная то, что я лишь бесплотный наблюдатель в ее разуме, которого не увидеть, не почувствовать.
“Остановись, остановись, остановись же, мелкая!” — Словам никак не сорваться с несуществующего языка. — “Пожалуйста, не оставляй меня одну!”
Это действительно страшно — навсегда потерять возможность все исправить. Так и не суметь поговорить, сесть напротив друг друга на нашей маленькой кухне, заварив травяной чай. Побыть еще немного сестрами — теперь уже взрослыми, разными, но все так же связанными кровью и прошлым.
Найти путь в будущее.
— Стой, самоубийца, — голос Висельника глухой, хрипловатый. Уже не такой каркающий, надорванный, как в подземелье, когда мы только-только срезали его с веревки, но для Бриз он кажется отвратительным, как и его татуированные руки, обхватившие ее.
Бывший мертвец крепко держит Бриз, не отпуская, не разрешая мчаться вперед, навстречу такой желанной смерти. Даже таким, человеком, а не демоническим монстром, он силен, и сестра не может вырваться.
“Останови”, — мысленно молю я. — “Останови ее, глупышку, не понимающую, что она творит!”
Злость вспыхивает в душе Бриз.
Да как он посмел вот так вмешаться? Как посмел сделать выбор за нее?
Ей хочется посмотреть ему в глаза, взглядом передать всю ярость, всю ненависть. Ей хочется, чтобы он был монстром, бездумным и жестоким монстром, как те молчаливые люди-твари, что гонят их по пустым улицам. Чтобы он не смел останавливать ее, не смел спасать.
Ей не нужна его помощь.
— Пусти, — коротко и зло говорит она. Жалеет, что больше не чувствует колдовской силы внутри, не может отшвырнуть нежеланного помощника прочь порывом магического ветра. — Руки убери!
Висельник не подчиняется, не двигается с места. Так и стоит, спиной закрывая ее от гвардейцев и арбалетов, не пуская к застывшим поодаль демоническим тварям.
Бриз пихает его локтем в грудь.
— Я ведьма, — еще один толчок. — Слышишь, ты? Ты же ненавидишь ведьм, правда? Это ведь ведьмы сделали тебя таким, ведьмы заставляли тебя выполнять все их грязные прихоти. Пусти меня!
Висельник смеется — хриплым, полубезумным смехом, в котором тонкой ноткой сквозит боль.
Но Бриз ее не чувствует. В ее глазах он монстр, упрямое чудовище, не желающее выполнять свое прямое назначение — убивать. Это я вижу, что он человек, запертый в теле монстра, отчаянно цепляющийся за человечность, которую всю жизнь пытались вытравить из него.
Инструменты ведьм не имеют права голоса, не имеют права выбора. Их просто используют — и боятся, если они вдруг выходят из-под контроля. Но она, Бриз, маленькая сомнамбула, не боится его демонической части. Не пытается им управлять. Для него, вечного пленника ведьм, она что-то новое.
— Ты не такая ведьма. Ты не одна из них.
И он не отпускает.
Где-то в глубине души я знаю, что он так и не отпустит. Сейчас я понимаю слова демона о благодарности, о долге, что появляется в сердце и не дает покоя. О желании спасти спасителя. И этот монстр, которого я освободила, срезав с веревки, сделает все, чтобы защитить Бриз. Постарается сохранить ей жизнь, пока не подоспеет подмога.
Только вот хватит ли его? И не голоса ли пограничников слышатся где-то совсем рядом? Не вой ли умирающих тварей гулким эхом разносится по полуразрушенному кварталу? Не ожесточенная ли перестрелка разворачивается в соседних переулках? И не мой ли демон, опять в форме пограничника, прорывается к сестре на помощь?
Меня выбрасывает обратно в свое тело как раз в тот момент, когда запачканный кровью и грязью капитан Сумрак появляется в поле зрения Бриз. Его губы движутся, но я уже не могу разобрать ни слова.
Я здесь, в реальности, в своем теле.
— Не дергайся, Лу, — говорит до боли знакомый голос. — Одно резкое движение, и я снесу твоему ярмарочному дружку-полудурку полбашки.
***
ГЛАВА 17. ЛУНА В ОТРАЖЕНИИ
***
— Смотрите-ка, кто пришел, — тяну я. Насмешливо, потому что никогда не умела воспринимать его всерьез. И потому, что глупо показывать слабость. — А на казнь мою не заглянул, дружочек. Как же так, дружили-дружили, а в последний путь проводить не зашел…