Одновременно шарю рукой за спиной в поисках чего-то, что может послужить оружием.
— Не двигайся, — повторяет Шут, плотнее прижимая дуло пистолета к виску Тухли. — Положи руки на колени.
Подчиняюсь, надувая губы, словно обиженная тем, как он мог подумать что-то плохое. Разве стала бы я искать оружие, чтобы повернуть его против друга детства? И ладони на пестрое лоскутное одеяло я кладу просто так, а не потому, что в зачарованную ткань вплетена колдовская энергия, чуть покалывающая пальцы.
Но Шут этого не видит. Его глаза подернуты мутной дымкой, следом постороннего воздействия. Гарь, горечь. В новой форменной куртке он слишком на одного из гвардейцев безвольной армии Правителя — безумный, одержимый, совсем не такой, как тот мальчишка, с которым мы выросли на одной улице.
— Во-первых, — негромко говорю я, наклоняясь вперед, ближе к нему, — мы всегда дружили втроем. Разве ты забыл, какой беспроигрышной командой мы были в детстве? Так что не моему другу ты сейчас угрожаешь раскроить череп, а своему. Вспомни. Ну вспомни, Рыцарь.
Шут мотает головой, отгоняя мои слова, как надоедливую муху.
— Будь он мне настоящим другом, не окопался бы на ярмарке, творя свои грязные делишки. Сказал бы, признался, не врал бы, что ты мертва…
— Твоими стараниями, приятель, это скоро станет совершеннейшей правдой, — хмыкаю я. — Убери пистолет, Шут, мы тебе не враги. Лучше вспомни, на чьей ты стороне.
— Разума, — глаза пограничника мутны, но голос полон непреклонной уверенности. — Кому, как не мне, защищать город от тлетворного влияния грязной магии?
— А во-вторых, — я медленно поднимаюсь на ноги, не отрывая от старого друга взгляда, — ты теперь работаешь с моим отцом. С моим отцом, Шут. Тем самым, настоящим, который так любил украшать мое тело синяками. Помнишь, как ты клялся, что никогда не позволишь этому снова случиться со мной?
Шут моргает, вздрагивает. Рука с пистолетом смещается чуть ниже, в сторону от виска городского мага. Теперь пуля сразу не убьет, но хватит ли Туху магии, чтобы восстановиться?
— Нет, — говорит бывший пограничник. — Я не работаю с ними, я просто…
Высвобождаю собранные крохи магии, ослепляя его. Пользуясь секундным замешательством, Тухля, внезапно наклонившись, резко ударяет Шута под ребра. Глухо вскрикнув, пограничник стреляет, но пуля застревает в заговоренной ткани шатра, не причиняя никому вреда. Еще мгновение — и ярмарочный маг уже сверху, плотно прижимает поверженного противника к дощатому полу.
— Идиот, — сквозь зубы цедит Тух. — Собрался стрелять — так стреляй, а не отношения выясняй.
— Он сам не свой, — мягко возражаю я, подходя к ним. Заглядываю в глаза Шута в тщетной попытке отыскать там хоть что-то, не затронутое посторонним влиянием. — Его контролируют, Тух. Просто не все в сознании подчиненного гаснет одновременно, что-то отмирает медленнее. Он еще помнил нас, не хотел…
Шут резко рвется вверх, и Тухля коленом придавливает его голову к настилу.
— Ну а теперь вполне себе хочет, — хмыкает маг. — И собирается. Не понимаю я твою новообретенную любовь спасать несчастных и обделенных. У него в мозгах ничего своего не осталось, Лу. Он опасен, как любая пустышка или сомнамбула, одержимая демоном.
— И что, — медленно произношу я, — любой сомнамбуле надо пулю в голову?
Тух морщится. Понимает, о чем я подумала, догадывается. О Бриз. Конечно, о Бриз.
— У сомнамбулы есть другие варианты, — нехотя соглашается друг. — Ее магию можно полностью запечатать, как, например, сделал твой покойный знакомец. Но Шут не бессознательный, он даже не маг. В нем нет ни капли силы, Лу. Он просто человек, которому неудачный приворот перекосил мозги. И ты знаешь, что ему невозможно помочь.
Наклоняюсь к Шуту. Белесая муть в его глазах кажется непроницаемой.
— Демон, — понимаю я. — Мой демон может вытеснить другого демона из его разума.
Тухля только хмыкает.
— А ты его контролируешь, демона-то? Последний раз, когда я его видел, он рыскал где-то по своим делам. Подумай, Лу, сколько времени тебе нужно, чтобы полностью восстановиться… и сколько, чтобы привести в порядок разум? Твои эмоции в таком хаосе, что я не перестаю удивляться, как ты до сих пор не стала пустышкой. Демоны не прощают ошибок.
Мой прощает. Знает, что мне некуда бежать.
Я обещана ему с самого детства.
— Не хочу быть главным пессимистом, — прерывает мои мысли Тухля, — но даже если Шут пришел один, тот, кто его послал, скоро догадается, что что-то здесь не так. Результата-то нет. Так что, Лу, — он проводит одним пальцем по горлу, молчаливо предлагая свой вариант. — И уходи.