Привычный мир изменился. Изменился окончательно, бесповоротно. Даже если мы это переживем, выдержим, выстоим и свергнем Правителя, то старые понятия потеряют смысл. “Пограничник”, “ведьма”, “чистое человечество” — все исчезнет, перемешается, переродится во что-то совершенно иное. А если не сможем, не справимся… что ж, перемены все равно будут. Только для мертвых все одно.
Последнее Желание напоминает о себе ноющей болью. Морщусь, глядя на протянутую узкую ладонь Тухли. Ладонь друга — надежную и крепкую, как сейчас и нужно.
Маг рывком вздергивает меня на ноги.
Мы идем вдоль пестрых шатров, костров, торговых рядов. Ловлю любопытные взгляды ярмарочных обитателей и гадаю, знают ли они, что где-то там, в желто-красной палатке за нашими спинами, решается их судьба. Понимают ли, как хрупко это затишье перед бурей, которая вот-вот обязательно начнется.
— Как думаешь, договорятся? — спрашиваю я, не глядя на старого друга, поддерживающего меня под руку. — Или предрассудки победят?
— Капитану доверяют, — не вижу, но чувствую, как Тух передергивает тощими плечами. — Он не Лютый, воздух не перекрывал. Как говорится, жил и давал жить другим. Нормально, заметь, жить. Поэтому наши готовы прислушаться к нему… при условии, конечно.
— При условии, что в случае победы прислушаются к вам?
Маг не отвечает.
— Уверена, вы и поражение переживете. Договоритесь, вывернетесь. Ярмарка выживает всегда.
Тухля коротко фыркает, останавливаясь у знакомого пестрого полога.
— Поверь мне, подруга, чтобы выкрутиться, надо иметь нормального противника. Нормального — в смысле, не безумного. А можешь ли ты сказать такое о нашем славном Правителе? Или о его гвардейцах? А уж твари нас точно слушать не будут.
— Некоторые из тварей разговаривают, — вспоминая Висельника, произношу я. — И некоторые из них все еще среди нас.
Тухля кривится.
— Ты про Ника, как я понимаю.
— Ника, — эхом повторяю я, словно пробуя на вкус. — Да, пожалуй, звучит лучше, чем Висельник.
— Он не маг, веревку на шее таскать не придется. А так хоть детишек не пугает, как верно заметил наш капитан.
— Который, разумеется, его допросил?
— Разумеется, — криво улыбается Тух. — Давай внутрь, Лу, не торчи на пороге. Примета, говорят, дурная.
Приглашающе откидывая полог, маг легонько подталкивает меня в спину. Моргаю, позволяя глазами привыкнуть к полумраку.
— Ты же знаешь, что я видела его мертвым. Висельника. А теперь он жив, и, как я посмотрю, пользуется доверием Сумрака.
— Ты же знаешь, — в тон мне отвечает Тух, — весь город считал мертвой тебя. А теперь ты здесь и тоже, так скажем, нашим безграничным доверием пользуешься.
— Я-то просто ведьма…
— Просто ведьма? Ну-ну, просто Черная ведьма, притащившая на хвосте скаута Черной банды. И это я про демона молчу, — Тухля наклоняется к жаровне, ворошит палочкой угли. Палатка наполняется приятным сухим теплом. — Сейчас времена такие, Лу, все друг другу доверяют. Умеренно. Условно. А Ник, ну, он срезал татуировки. Прямо с кожей, так, знаешь, напоказ. Типа, можете меня не опасаться, я человек для себя, мной никто не владеет. Бриз впечатлило.
Я содрогаюсь, представляя реакцию сестры. Тух смеется.
— Ну, если честно сказать, она его и спровоцировала. Вы с ней похожи — обе не торопитесь доверять чужакам. Бриз очень громко утверждала, что Висельник точно заслан к нам Правителем, про жену его сумасшедшую вспоминала, про крюки и цепи для ручных зверушек-тварюшек. И что тварей таких в туннелях полным-полно, а Ник у них предводитель и атаман.
— И что?
— Скажем так, Висельник немного расстроился. Потом пришлось подыскать ему татуировщика из ярмарочных… когда кожа на место отросла. Регенерирует, конечно, как тварь. Но в нашей ситуации такими союзниками не разбрасываются.
— А союзник ли он?
— Сложные вопросы задаешь, Лу, сложные. И если мелкую Бриз я еще понимаю — она такого навязчивого поклонника сроду не встречала — то уж ты-то…
— Поклонника?
Тухля закатывает глаза.
— О мужчинах, девочки, без меня беседуйте. А со мной лучше о деле. Могу, например, энергетическое зелье сварить. Пригодится.
Разглядывая его спину, думаю, что зря я поддалась на уговоры. В шатре старого друга слишком тепло и уютно, и мелькнувшая было идея в одиночку пробраться в город кажется все менее и менее привлекательной, а в сон клонит все больше.