Чего стоит знаменитое по всему периметру Танганьики «обрезание»!
Заключалось оно в том, что наиболее стойким из попавших в плен бойцов регулярной армии Ндоу с помощью клея «заваривал» крайнюю плоть. Да еще наносил при этом крохотные ранки. Вернуть половому органу естественный вид можно было лишь одним путем — срезать кожу, прикрывавшую головку. Не исключено, дабы не испытывать нечеловеческих мучений, многие и отважились бы на отчаянный шаг. Но пленникам предусмотрительно связывали руки сзади. Первые сутки все, как один, терпели. На вторые наименее стойкие, как правило, уже не выдерживали — мочились. Заклеенная крайняя плоть, приобретшая в результате изобретения Ндоу форму спущенного шара, постепенно наполнялась. Ее «надувала» жидкость. Растягиваясь с каждым актом мочеиспускания все больше.
Дня через три страдальцы носили на концах членов различного размера «груши». Объем зависел от количества выделенной мочи, а также от эластичности кожи. Боль испытывали жуткую. Причем не только в результате предельного, на грани разрыва, натяжения поверхности «шара», но и от сильнейшего воспаления. Невидимые внутренние ранки гноились, их, к тому же, разъедала соль. Случалось, «емкости Ндоу», истончившись, лопались.
Тем, кто не выдерживал мук и соглашался на сотрудничество с повстанцами, делалось пресловутое обрезание.
Еще одно гремевшее на все джунгли ноу-хау — «покраска фасада». Заключалась она в том, что Ндоу заливал краской, как правило, темной, глазные яблоки несчастного. Пыточной процедуре обычно подвергались европейцы — отсюда и предпочтительный «новый цвет гляделок — черное на белом». Вопли страдальцев разносились обычно на километры. Некоторые сходили с ума, как говорится, не отползая от банки с краской. Остальным, в случае дарования жизни, была обеспечена слепота до скончания веков.
А еще — уже скуки ради! — Ндоу запускал горемыкам в уши красных муравьев, специально тех разъярив. Раковины залеплял смолой, протыкая в них обычной иголкой отверстие. Такого диаметра, чтобы выбраться наружу насекомые не могли, но кислород — получали. Сами бойцы сопротивления с воистину детским любопытством таращились на душераздирающие «спектакли» с безумными выкриками и эпилептическими катаниями по земле.
Нет, у Кваква на подобные изощренные проделки фантазии не хватало. Он брал не столько показной жестокостью, сколько хорошо закамуфлированной хитростью. А что? В этом мире, чтобы выжить, лучше иметь чуточку ума, чем навалом — дури.
Глава 51
Из дома Клод выбрался в начале девятого. А еще через четверть часа, поставив «хардбург» на стоянку, подошел — таковой была договоренность — к видавшему виды «пежо». Открыл дверцу, небрежно брякнулся на заднее сиденье. За рулем высился, вобрав голову в широченные плечи, прямо-таки гигантского роста детина, чья кожаная куртка при малейшем движении неприятно скрипела.
Вскоре подкатили к неприметному зданию в тихом переулке недалеко от центра. Здесь, как объяснил крепыш, располагался один из многочисленных отделов «КупиДОНа». Тип, слегка картавя и непроизвольно подмигивая (неужели яйцеголовым трудно избавить своего сотрудника от физического недостатка?), минут пять втолковывал Клоду, словно тот карапуз-несмышленыш, предстоящую задачу. А она точь-в-точь повторяла тренировки, наскучившие своей явной простотой. С расстояния примерно метров в четыреста предстояло заставить человека …выйти на улицу.
— Можно узнать, кто тот человек, волю которого я должен подавить?
— Наш бывший сотрудник. Мы между собой величаем его Перебежчиком. Или просто — «П».
— Тем не менее, он согласился принять участие в эксперименте?
— Не совсем… Видите ли, этот подлец в течение нескольких лет ел в «КупиДОНе» хлеб, обильно сдобренный пальмовым маслом. Естественно, ему известны многие служебные тайны. А теперь переметнулся к другим, и, по имеющимся сведениям, начал потихоньку приторговывать не принадлежащими ему секретами. Думаю, вы со мной согласитесь: джентльменским такое поведение при всем желании назвать затруднительно. Вот мы и хотим информировать бывшего коллегу об этом. Тет-а-тет.
— И ради единственного разговора затевать столь многоходовую комбинацию?!
— Ничего другого не остается!
— Куда проще поднять телефонную трубку и договориться о встрече. А там — высказывайте друг другу какие угодно претензии.
— Если бы все обстояло так просто!
— Не понимаю! Ежели бы экс-коллега улетел на Юпитер, другое дело! Но ведь все мы живем в одном городе.
— Действительно, на Юпитер эта макака не улетела! Однако спряталась более чем надежно!
— Интересно, где же?
— В тюрьме!
— Я бы не назвал подобную шутку слишком удачной!
— А я и не собирался строить из себя клоуна!
— Что-о?
— Вы не ослышались! Я, действительно, не шучу!
Клод несколько десятков секунд переваривал услышанное. Наконец, как ему показалось, постиг потаенный смысл:
— Вы меня обманули и хотите, дабы простачок Вилкау внушил мысль о побеге заключенному?
— Ни…
— Неплохой, скажу вам, ход! Так и передадите хозяевам! А я в подобного рода «научных исследованиях» участвовать отказываюсь!
— Поостыньте! Неужели вы могли хоть на миг представить, что солидная фирма способна за здорово живешь отважиться на столь грубое нарушение уголовного законодательства?
— Тогда как прикажете понимать сказанное вами? Или у меня со слухом непорядок?
— Что вы, он у вас в норме. И уши, убежден, моете регулярно. А вот выводы делаете поспешные.
— Извольте объяснить понятнее!
— С удовольствием! Кстати, я был уверен, что в общих чертах вас в детали посвятили.
— Увы…
— Что ж, в таком случае не остается ничего другого, как восполнить пробел. Так вот, наш бывший коллега, покинув «КупиДОН», нашел другую крышу. Сие никому не возбраняется. Правда, место выбрал весьма далекое от науки — тюрьму. Однако и это не преступление: каждый сходит с ума по-своему. Но в зоне он занял должность, доселе невиданную: нечто вроде ведущего специалиста по психопроблемам. Заметьте, ее создавали под конкретную персону: случай — из ряда вон. Впрочем, как вы прекрасно понимаете, и в этом ничего криминального нет. Существуют лишь некоторые морально-этические проблемы, не больше.
Но вот дальше Перебежчик — такую кличку хлыщ получил неизвестно с чьей легкой руки — повел себя, мягко говоря, не совсем корректно. Разработку, над которой в «КупиДОНе» полгода корпело несколько ученых не последней шеренги, стал без малейшего зазрения совести внедрять, как собственную, на новом месте. Вам бы подобное пришлось по вкусу?
— Вряд ли!
— Мы предупредили наглеца. Как с гуся вода! Или, как говорят в Сьерра-Леоне, ложкой хлебал, а черешком глаз вынимал. Более того, чтобы мы ему больше не докучали, Перебежчик не придумал ничего остроумнее, как перебраться на постоянное место жительства в … тюрьму. Оригинал, не правда ли?
И тут Клода осенило — «Фордыбашен сантимо»! Она писала об ублюдке из «Рецидивистом, мамочка, не стану», предложившем и отрабатывающем метод кодирования преступников, позволяющий администрации отказаться от охраны. Да этого полуумка не то что нужно призвать к порядку — четвертовать мало!
— …пойти на такой шаг, — сквозь пелену захлестнувшего возмущения пробилось к сознанию Клода. — Да и разве, скажите на милость, есть что-нибудь противоестественное в желании высказать свою точку зрения и выслушать противную сторону?
— Но ведь …Перебежчик, даже если я заставлю его покинуть убежище, может отказаться от любых объяснений. Наплевав на вас, так сказать, с высокой горки.
— Не будьте наивны! Мы не позволим этого! Хватит, поводил за нос!
— Вы настолько …уверены в успехе задуманного?
— Абсолютно! Естественно, при условии выполнения вами своей части задачи.
— Что я могу сделать? Внушить мысль о необходимости переговоров?
— Нет! Вы заставите подонка покинуть территорию тюрьмы и проследовать до ближайшего угла — на этом ваша миссия будет закончена. А мысль о необходимости вести себя корректно с бывшими коллегами ему будут внушать уже другие… С помощью куда более веских аргументов.