— Я выложил тебе все, а что взамен? Да ладно, я пока не в обиде. Ответь только на один вопрос. Вы нашли пуговицы? Да или нет?
Я провел с ним немало ночей за игрой в покер и прекрасно научился владеть своим лицом.
— Если бы ты был так же умен, как я, ты не стал бы спрашивать об этом, — сказал я. — Мы опубликовали объявление и теперь хотим получить информацию об Элен Тенцер. А ты решил, будто здесь какая-то связь. Совершенно никакой. Просто Вульфу нравится носить на штанах пуговицы из белого конского волоса.
— Я повышаю ставку.
— Пуговицы нужны ему для подтяжек, — произнес я и вышел из комнаты.
Николас Лосефф позвонил в субботу после полудня. Я ждал его звонка, ведь Анна Тенцер наверняка рассказала полиции, что Арчи Гудвин работает в «Самых новых пуговицах», следовательно, они уже побеседовали с Лосеффом. А кому понравится общение с ребятами из отдела по расследованию убийств? Можно было ожидать, что он здорово обидится на меня. Но он не обиделся. Он хотел узнать, кто делает такие пуговицы. Я в ответ поинтересовался, была ли у него полиция, и он сказал, что именно поэтому и звонит — в надежде на какую-нибудь информацию. Я объяснил ему, что никакой информации у меня нет и, по всей вероятности, никогда не будет, и вот тут уж он обиделся не на шутку. Я и не думал, что можно так переживать из-за каких-то дурацких пуговиц.
Анна Тенцер позвонила в воскресенье утром. Я не удивился — ведь моя фамилия упоминалась в газетных репортажах о печальном событии, названном с легкой руки «Ньюс» убийством няни. В одной газете было сказано, что я работаю помощником Ниро Вульфа, в другой — что я его информатор. Не знаю, какую из них прочла Анна Тенцер. Но вот она-то была обижена по-настоящему, хотя я так и не понял чем. Дело было явно не в том, что, представившись пуговичником, я обманул ее, и даже не в том, что она обвиняла меня в смерти тетушки. Закончив разговор, я предположил, что она долго не решалась звонить мне. Я ведь мог подумать, что она просто хочет вновь услышать мой голос. И кстати, именно так я и подумал. Что ж, сама виновата. Многие люди — и я не исключение — склонны преувеличивать свою известность. Когда воскресным утром, согласно предварительной договоренности по телефону, я нажал на кнопку звонка в вестибюле дома по Одиннадцатой Западной улице, впустившая меня Мэри Фольц никак не показала того, что видела мое имя в газетах. Я был для нее просто помехой в делах по хозяйству. А этажом выше уже миссис Вальдон, сидевшая за пианино, сперва закончила пассаж и только потом, повернувшись ко мне, вежливо проговорила:
— Доброе утро. Полагаю, у вас есть новости?
Меня так и подмывало спросить, допила ли она в тот раз мартини, но я сдержался.
— В некотором роде. Если вы читали сегодняшние утренние газеты...
— Я видела их, но не читала. Никогда не читаю газет.
— Значит, мне следует рассказать вам.
Я пододвинул стул и сел.
— Раз вы не читаете газет, то и не видели объявления, которое мистер Вульф опубликовал во вторник. — Обьявления? Нет, не видела.
— Ладно. Вы, должно быть, помните, что пуговицы на комбинезоне показались мне необычными, да и мистер Вульф обратил на них внимание. В объявлении было обещано вознаграждение за сведения о пуговицах из белого конского волоса. Эти сведения мы получили. Я опускаю детали, не представляющие для вас интереса. В пятницу утром я отправился в Махопак. Вы, кстати, знаете, где находится Махопак?
— Конечно.
— Я навестил там одну женщину, некую Элен Тенцер, и узнал, что она делает пуговицы из белого конского волоса. Нам удалось получить кое-какую информацию о ней, хотя и не от нее самой. Действительно, это она сделала пуговицы, которые были на комбинезоне. И ребенок жил у нее. А домик очень маленький, там кроме ребенка жила только она.