— Нет. Не из Пэрли Стеббинса. Иногда он мучается, не зная, что ещё сказать, но всегда знает, чего говорить не следует, — я выпил мартини. — Поскольку мы вернулись обратно к делам, давай все уясним. Может быть, у меня сложилось неправильное впечатление. Ты еще наша клиентка?
— Да.
— Ты абсолютно уверена в том, что хочешь держаться за нас и дальше?
— Конечно.
Она протянула руку, и я взял её. Так же вот три недели назад начались наши сердечные отношения, когда я составлял для неё список, выбирая четырех человек, которые должны были нам помочь. Когда рукопожатие длится дольше положенного хотя бы на одну секунду это уже о чем-то говорит. Если вы оба решили разжать руки одновременно — это прекрасно. Но, если она или вы окажетесь первыми — будьте настороже: вы друг другу не подходите. В первый раз мы с Люси действовали одновременно.
— О’кей, — сказал я. — Я не должен ничего тебе говорить. Ты все знаешь не хуже меня. Твоя задача не из легких, но и моя непроста. Ты просто не отвечаешь ни на какие вопросы, кто бы их ни задавал.
— Так.
— Если тебя пригласят зайти к окружному прокурору, -не ходи. Если сюда придет Стеббинс или еще кто-нибудь, прими его или нет, как хочешь, но ничего не рассказывай и не пытайся что-либо вытянуть из него. Что касается вопроса о том, как они пронюхали, что ты наняла Ниро Вулфа и о ребенке, я не знаю, но это не имеет значения. Я предполагаю, что их навел Мануэль Уитон, но я бы и цента не дал бы за то, чтобы это узнать. Если это Уитон, то возникают еще вопросы, на которые ты не станешь отвечать — об анонимных письмах. Они могут оказаться труднейшим пунктом для мистера Вулфа и меня, но мы это учли. Вулф сказал всем четверым, что в его сейфе лежат анонимные письма. Если суд прикажет ему показать их, а он скажет, что они никогда не существовали, нас могут обвинить в уничтожении улик. Это много хуже отказа от дачи свидетельских показаний.
— Арчи...
— Да.
— Только шесть недель назад я была совсем одна. Наверху не было ребенка, я никогда не видела тебя и даже мечтать не могла о таком... как сейчас. И когда я говорю, что мне все это отвратительно, ты понимаешь меня, не так ли?
— Конечно, понимаю, — я взглянул на часы, допил мартини, поставил бокал и поднялся. — Мне лучше уйти.
— Это необходимо? А почему ты не останешься поужинать?
— Я не могу. Половина шестого. В шесть или немного позднее к нам почти наверняка зайдут Стеббинс или инспектор Кремер. И я должен быть на месте.
Она встала с дивана.
— Итак, все что я должна делать, так это никому ничего не говорить, — она стояла, выпрямившись и откинув назад голову. — Потом ты приедешь, и все расскажешь мне. Деловые отношения.
Не знаю в чем было дело, в её словах, тоне или в выражении глаз, но я улыбнулся, а потом неожиданно рассмеялся. И она тоже засмеялась. Получасом раньше было невозможно предположить, что скоро нам будет так хорошо вместе. Это было прекрасное окончание разговора, поэтому я повернулся и ушел.
Без двух минут шесть я отпер дверь старинного каменного особняка, прошел на кухню, сообщил Фрицу о том, что пришел, и направился в кабинет. Люди привыкли задавать массу ненужных вопросов. Я, например, задал Фрицу вопрос, были ли телефонные звонки. Во-первых, он сказал бы мне об этом сам без всяких вопросов, а, во-вторых, Кремер и Стеббинс почти никогда не звонили. Они просто приходили, и почти всегда в одиннадцать утра или около половины третьего, после обеда, или в шесть вечера. Они знали расписание Вулфа. Как только я вошел в кабинет, лифт, жалобно скуля, стал опускаться вниз.
Вошел Вулф. Обычно прежде, чем задать вопрос, он идет к своему письменному столу. Но в этот раз он остановился неподалеку от него, и, сердито посмотрев на меня, рявкнул:
-Ну?!
— Все нормально, — сказал я. — То, что и следовало ожидать. Одно дело ждать удара, другое — получить его. Она немного пуглива. Ей нужна уверенность в том, что вы еще в седле, и я ей её дал. Она понимает, почему не должна отвечать ни на один вопрос. Пэрли спрашивал её, не знала ли она Элен Тензер. Я полагаю, мы не меняем своей позиции.
— Да.
Он прошел к книжным полкам и посмотрел на заголовки. Я давно уже перестал нервничать, когда его взгляд поднимался к двум верхним полкам. Если он решал приняться за одну из книг наверху, которые не мог достать, то ему нужно было достать лестницу и залезть по ней. Но он никогда не решался подвергнуть себя риску слететь с неё. В этот раз ни одно название ни наверху, ни внизу не привлекло его. Он подошел к большому глобусу и начал медленно его вращать. Возможно, Вулф искал то место, где могла скрываться мать брошенного ребенка, а может быть, место, где он сможет остановиться, когда должен будет оставить этот город.