— Признаюсь — не могу.
— Хорошо. Вы, очевидно, знаете о необычных и редких пуговицах, так же как об обыкновенных, коммерческих?
— Я знаю обо всех пуговицах.
— И никогда не видели похожих на эти и не слышали о них?
— Нет!
— Прекрасно. — Я полез в карман за бумажником, вытащил пять двадцаток и положил их на стол. — Вы не ответили на мой вопрос, но оказали большую помощь. Есть ли какой-нибудь шанс, что эти пуговицы машинного производства?
— Нет. Это невозможно. Кто-то потратил на них часы. Я никогда не видел подобной техники.
— Из какого материала они сделаны?
— Вопрос довольно сложный. Требует времени. Возможно, я отвечу вам завтра днем.
— Я не могу ждать так долго.
Я потянул к себе комбинезон, но он не отпускал его.
— Я бы предпочел эти пуговицы деньгам, — сказал он. — Или хоть одну из них. Вам ведь не нужны все четыре.
Мне пришлось применить силу, чтобы получить комбинезон обратно. Убрав его в портфель, я встал.
— Вы сберегли для меня много времени и избавили от хлопот, сказал я ему. — И мне хотелось бы доказать вам свою признательность. Если когда-нибудь я разберусь с этими пуговицами, то подарю вам одну или две для вашей коллекции и расскажу, откуда они прибыли. Я надеюсь на это.
На то, чтобы уйти от него и выбраться на улицу мне потребовалось пять минут. Я не хотел быть с ним грубым. Он был, возможно, единственным в Америке пуговичным экспертом и мне посчастливилось познакомиться с ним перед ленчем.
Было десять минут первого. Рано или поздно завтракал Натан Хирш? Поскольку я мог дойти до него за двадцать минут, то решил не тратить время на телефон, и мне снова повезло.' Когда я вошел в приемную «Лабораторий Хирша» на десятом этаже здания на Сорок пятой улице, сам Хирш тоже зашел туда, и когда я рассказал, что у меня есть кое-что не терпящее отлагательства от Ниро Вулфа, он провел меня вниз, в свою комнату. Несколько лет назад оглашение его показаний в суде по одному из дел Вулфа отнюдь не причинило вреда его бизнесу.
Я предъявил комбинезон и сказал:
— Один простой маленький вопрос, из чего сделаны эти пуговицы?
Он взял с письменного стола лупу и наклонился к комбинезону.
— Не такой простой, — сказал он, — даже при том оборудовании, которым мы располагаем. Похоже на конский волос. Но для полной уверенности придется одну из них вскрыть.
— Сколько времени это займет?
— От двадцати минут до пяти часов.
Я сказал, что чем скорее, тем лучше. Наш номер телефона он знал.
Я добрался до Тридцать пятой улицы и вошел в дом как раз в тот момент, когда Вулф направлялся через прихожую к столовой. За столом в ней не было принято говорить о делах. Поэтому патрон остановился у порога и спросил:
— Ну?
— Все хорошо, — ответил я. — И даже прекрасно. Человек, знающий о пуговицах столько же, сколько вы знаете о еде, никогда не видел ничего похожего на них. Кто-то потратил на изготовление каждой из них часы. Материал поставил его в тупик, поэтому я отнес их Хиршу. Он ответит сегодня днем.
Вулф выразил удовлетворение и направился к столу, а я пошел мыть руки перед тем, как к нему присоединиться.
Полагаю, у каждого в жизни бывают моменты, когда не остается ничего другого, как только ждать, но все дело в том, как вы ждете. В этот день после обеда, в кабинете, я раздражал Вулфа тем, что постоянно посматривал на часы, пока он диктовал длинное письмо коллекционеру орхидей в Гондурас. А потом он стал раздражать меня тем, что весьма удобно устроился с «Путешествиями с Чарли в поисках Америки» Джона Стейнбека. Черт побери, у него ведь была работа!.. Уж если ему так хочется читать книгу, почему бы не взять с полки «Его собственный образ» Ричарда Вэлдона? Может быть, он нашел бы в ней хоть какой-нибудь намек, проясняющий наше дело?
Без четверти четыре позвонил Хирш. Я приготовил книжку на случай, если придется записать какие-нибудь технические термины. Но все было и так понятно. Я повесил трубку, повернулся, и Вулф сразу поднял глаза от книги.
— Конский волос, — сказал я. — Ни лака, ни краски. Только простой белый конский волос.
Он хмыкнул.
— Есть еще время для того, чтобы дать объявление в завтрашних газетах «Таймс», «Ньюс» и «Газетт»?
— В «Таймс» и «Ньюс» можно не успеть, в «Газетт» — да.
— Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около этого. Наверху — сто долларов, цифрами, жирным шрифтом, в тридцать пунктов. Ниже тоже жирный шрифтом, в четырнадцать пунктов: