Она выбрала пару ярко-красных босоножек на высоких каблуках, вместо пояса завязала вокруг талии ярко-красную шаль, распустила волосы и заколола их с одной стороны красной матерчатой розой.
Она выглядела очень смело, очень сексуально, и в ресторан не пошла бы в таком виде, но для вечера с Джеймсом… почему бы и нет? Она чувствовала, как окончится вечер с Джеймсом, и при одной мысли об этом у нее бегали мурашки по коже. Ее страстное желание быть с Джеймсом волновало своей новизной и неизвестностью. Оно сделало ее мягче, ранимее, разрушило ту броню, которую она воздвигла между собой и миром, и особенно между собой и мужчинами.
Когда раздался звонок, она набросила плащ с поясом и пошла к двери.
— Джеймс!
— Ты пунктуальна, как это приятно.
Это было не то приветствие, которого она ожидала. Но, с другой стороны, быстрый поцелуй, который последовал за произнесенными мимоходом словами, говорил совсем другое.
— Ты не хочешь войти? — спросила она, затаив дыхание, но Джеймс отказался.
— Поехали ко мне, я велел все приготовить.
Снова этот небрежный деловой тон, который он выбрал. Мягкое превосходство отца по отношению к наивному ребенку. Но не вообразила ли она это? У нее просто еще не прошла неуверенность от того разговора, который она вела со Стюартом и Эстер.
В ситуации с самого начала было много проблем, и из-за этого она теперь искала в каждом замечании что-то особенное. Она должна была себя лучше контролировать, иначе ему бросится в глаза то напряжение, в котором она находилась. И она беззаботно болтала всякую чепуху, пока он вез ее в вечернем потоке машин, направлявшихся в Санта-Монику.
Она уже так хорошо ориентировалась в его доме, что сама сняла пальто и ожидала Джеймса в комнате, пока он просматривал личные письма и сообщения, которые ему положила его экономка на консоль рядом с входной дверью.
Джеймс остановился на мгновение, чтобы рассмотреть молодую женщину, которая стояла в проеме окна на террасе и глядела на него. Белые муслиновые шторы создавали фон, на котором ее темное платье выглядело так, будто было вырезано ножницами. Хрупкая фея, вызывающе чувственная. Снова другое лицо, которое опять расширило шкалу ее ошеломляющих превращений. Ему было трудно не обнять ее.
Шарлотта пошла ему навстречу и доверчиво положила раскрытые ладони на грудь. Она окутала его запахом своих терпких духов и, поднявшись на цыпочки, игриво поцеловала в уголок рта.
— Ну, Джеймс К., что такое важное ты хочешь обсудить со мной? — спросила она.
— Позднее, — возразил он. — Давай сначала поедим. Я велел накрыть нам стол. Честно говоря, я голоден как волк. Сегодня я не обедал.
Шарлотта вспомнила о теплом гамбургере, который съела между покупкой духов и доставкой книг в больницу, и ощутила готовность проверить искусство экономки Джеймса. Но все же она не ожидала увидеть роскошно накрытый стол, который был уставлен самыми дорогими деликатесами. От икры и паштета из трюфелей до копченой семги — здесь было представлено все. Бутылка шампанского стояла в серебряном ведерке, и Джеймс немедленно начал открывать его.
— Ах, Боже мой! — Шарлотта была потрясена. — А какое событие мы празднуем?
— Можно и так сказать, — ответил Джеймс и налил ей полный бокал.
— За тебя, моя любовь! За твое искусство морочить голову всем мужчинам.
Тост, к которому Шарлотта не могла присоединиться.
— Что значит «всем»? Ты говоришь это, как будто я на самом деле женщина-вамп, которая может довести до смерти любого мужчину и которую играла моя бабушка в своих фильмах. Но, впрочем, все они в настоящей жизни были замужем, как и другие честные и порядочные женщины, иначе у них не было бы теперь никаких внучек…
Она не договорила эти предательские слова, и фраза повисла в воздухе. Он был погружен в изучение смущающих перспектив ее выреза, и опущенные веки мешали Шарлотте увидеть в его глазах отчаяние.
— За тебя, — повторил он упрямо и жадно выпил свой бокал одним глотком. После этого он сразу же наполнил его снова. Шарлотта осторожно пригубила шампанское и села на место, которое явно было предназначено для нее. Маленькая серебряная роза лежала на светлой салфетке из ткани. Трогательное внимание.
— Какая прелесть, — прошептала она и повертела это произведение искусства в руках.
Джеймс, казалось, ничего не слышал. Он подавал ей лакомства, в то время как сам едва дотронулся до еды. Вместо этого он все чаще наполнял свой бокал. Она еще никогда не видела, чтобы Джеймс так много пил, хотя он и не пьянел от шампанского. Он казался ей несколько отсутствующим, усталым, но не пьяным. Внезапно у нее пропал аппетит, и она положила свой прибор.