Миха потер нос, нагнулся к пульту, заглядывая в щелку.
– Открыть надо.
– А если не открывать? Ты же с ним дружишь, с электричеством, – съехидничал Федюня. Степанычу все это уже не нравилось, но ворота действительно достали, а здесь на зоне начальство любило тех, кто бесплатно решает проблемы.
– А не открывая, могу только вырубить все электричество. Магниты отпустят и силком вручную откроем.
– Да ладно, – веселился Федюня. – Ну, давай – валяй, мы хоть поразвлечемся. Думаешь, ворота придумывали пальцем деланные!
Миха быстро нашел двойной проводок, отходящий от пульта ворот. В одном месте он очень кстати вылез из изоляции на природу. Как фокусник извлек из кармана кусочек от безопасной бритвы Жиллет. Разделил проводок на две линии, одну перерезал, зачистил. Тут же в ладоне оказались какие-то мелкие детальки. «Прапорщик, однако! Все свое ношу с собой!» – хитро подмигнул обоим Миха. Как неуклюжий тюлень с суши попадает в свою водную стихию, которая несет его в свободном потоке, превращая увальня в стремительного пловца, так и из забитого зэка в мгновение Миха превратился в уверенного, даже нахального мага-мастера. Одну из деталек прикрутил, задумался. Потом вскрикнул: «А-а, ладно! Сойдет. Позвольте!» – и сорвал фуражку с Федюни.
– Э! Ты чего?! Псих! Захотел за нападение присесть?
– Сейчас, сейчас.
Затем «псих» потер фуражку об свои лохматые волосы и прикоснулся пальцем к детальке. Искра! Треск! Где-то вдалеке глухо коротко бубухнуло, вся зона погрузилась во мрак и тишину.
– Принимайте! Двери толкаем?
– Ты че сделал? – Федюня сначала густо покраснел, потом щеки постепенно стали белеть. – Почему огни сигналок по периметру погасли? Ты и сигнализацию отключил?
– Ага. Я же говорил, —радостно сказал Миха, весь светясь от энтузиазма, как будто только что открыл новый закон электропроводимости. – Можно, находясь здесь, отключить свет во всем городе, только…
– Назад в отряд! – взревел Степаныч. Ему на рацию шел вызов. По периметру тюремной территории активировалось движение. На смотровых площадках замельтешили, как потревоженные муравьи, вооруженные охранники.
– Да мне ж на промку надо, – заикнулся было сумасшедший зэк.
– В отряд, я сказал! Иначе рапорт напишу! Сгною в шизо!
Миха все понял, больше слушать не стал и молча ретировался.
*****
Муха чесал белобрысый стриженный затылок и грустно смотрел на доверенный ему синтезатор.
– Чё? Репетировать будем? – Подбежал Валерик к главному музыканту по зоне. – Слышь, говорят, сам «папа» с управы должон появиться.
– Да знаю я все. Инструмент – гад сдох. Вчера еще музыку пер, сегодня как обрубило. Китаеза есть китаеза. Что делать. Понятия не имею.
Появились гитарист Леха и главный солист Витасик, прозванный так за очень высокий голос.
– Где музыка? Душа требует выхода.
– Засунь свою душу, знаешь куда?
– А что так?
– Да синтез, говорит, сдох, а через день концерт.
– Так, а Миха из десятого на что? Золотая голова, – не смутился Витасик.
Валерик хихикнул:
– Это который зону всю обесточил?
Миха появился почти сразу. Как отказали ему работать на промке, он затосковал, и, казалось, впал в полусонное состояние. Периодически водил руками по воздуху, двигал пальцами и шевелил губами. Когда его спрашивали, как он умудрился вызвать сбой в электросистеме элементарной статикой, он что-то мычал, что статика здесь, собственно, не главное, нужно было просто поменять 0 на 1 и отстраненно замолкал. На предложение посмотреть испорченный синтезатор, в глазах мгновенно засветилась жизнь.
Он открыл нутро инструмента и уставился на электронные кишки.
– Мне бы того, на свалочку слетать, – замялся ремонтник.
Вылазку ему организовали под строгим секретом, с подкупом, с обстоятельными объяснениями в технической необходимости. Всех озадачила просьба Михи принести кусочек воска из зоновской часовни. Выполнили.
Миха выгнал всех из спортивного зала, где должна была проходить репетиция и занялся инструментом. Он что-то мерил, чертил в истрепанной тетрадке, то нечленораздельно мычал, то вдруг вскакивал, начинал ходить по кругу, грызя собственный палец. Наконец, подпрыгнул, как ужаленный, с горящими глазами стал интенсивно исписывать невинные тетрадные листочки, разложил вокруг все записи, долго всматривался, вскрикнул: «А ладно! Сойдет!», схватил обломок бритвы, проводки и стал ваять.
Через три часа музыканты тупо уставились на вспоротый синтезатор, наверху которого было скручено-наживулено невообразимое количество деталек, проводков, диодиков и кусочков воска.