— Во-первых, я тут — буду приходить часто, делать-то мне все равно нечего. А, во-вторых, тут у нас библиотека имеется — тьма книг…
— Вот это отлично, — кивнул маг. Даже если "тьма" — это две-три полки, все одно лучше, чем ничего.
— Вы завтракайте, каша, чай… А потом я еще зайду. Если пожелаете, можем и библиотеку поглядеть.
— Пожелаю, — кивнул Ти'арг.
Вода в рукомойнике была холодной, каша — слишком густой, чай — крепкий до горечи и казался, скорее, чистой заваркой. Наемник и не ожидал чего-то особенного, в походах и не такое бывало. И вода для умывания — с льдинками, и чай — с упавшими и покипятившимися в котелке носками.
Зато библиотека тут просто роскошная. Хельтинн отвел его после завтрака в комнату на другом этаже. Несколько книжных шкафов, тяжелые тома… Ти'арг подумал, что, если не просидит в тюрьме больше, чем несколько месяцев, не успеет заскучать… Не зная, что выбрать, вытянул первый попавшийся том — с серебряный, почти стершимся заглавием. Маг открыл книгу и посмотрел на первую страницу. "Черно-белые четки" — так называлась выбранная им книга.
Когда Хельтинн проводил его в камеру, то, хоть и запер дверь ненадолго, отлучившись по каким-то своим делам, но вскоре вернулся.
Открыл дверь и, кряхтя, подтащил стул, сел с той стороны двери, около порога. Видно, очень уж хотелось ему поболтать.
— Да-а-а… — начал он, тяжело опускаясь на стул. Посмотрел на книгу, лежащую на столе. — Читаете, значит? Я вот тоже ее как-то пробовал читать. Но там больно долго все расписывается и рассуждений много. Я люблю, чтобы покороче да поинтереснее. В этой книжке одна история есть…
Сторож достал из кармана фляжку, сделал изрядный глоток. Потом продолжил:
— Она короткая, вот и прочитал. Про парня, о котором было препоганое предсказание. Еще он не родился, а предсказали о нем, что он, мол, убьет своего отца и женится на матери. Каково, а? Ну, как родился, мальчишку сразу сплавили, к отшельнику или там еще куда, не упомню. Отец-то его был королем, он велел, конечно, парня учить, читать там, писать ну и все такое прочее. Родителей мальчишка своих не знал, думал, они крестьяне там, или вроде того. Прошло лет этак десять, а он возьми да узнай, что ему там напророчили. Испугался да и сбежал. Скитался, голодал, понятно. Потом попал ко двору одного короля — не своего отца, а другого. Ну, тот видит — мальчишка-то смышленый, приблизил к себе, значит, учить стал. А потом войной пошел на того короля, ну, на отца-то этого парня. А тот уже был главным военачальником у него. Захватили они страну, где отец нашего парня правил. А он, отец-то, видит — плохо его дело, схватил меч и хотел жену зарубить, да и себя. Ну, в общем, тот парень его убил, а в жену его влюбился без памяти… Так вот предсказание-то и сбылось. Вы ведь вроде как маг? Можете, поди, судьбу всякому переделать? А все зря. От судьбы, брат, не уйдешь…
Ти'арг холодно посмотрел на него:
— Тот человек, о котором вы говорите. Он изменил свою судьбу, вы этого не видите?
— Да как же это? Нет, как ему предсказали, так в точности все и сделал.
— Тот, кто убивает отца и женится на матери — чудовище. Он бросил тихую жизнь, ушел в неизвестность, чтобы такого не случилось. Все, что он сделал, он сделал по ошибке. Это ужасно, но это не то, что было предсказано. Не то.
Сторож с сомнением покачал головой и сделал еще один, немаленький глоток.
Ти'арг отвернулся от него и лег на кровать. "Есть невидимая никому судьба и жизнь, вот в той жизни он не был проигравшим или чудовищем. Сестра Иларна была права".
Когда Хельтинн, наконец, ушел, наемник раскрыл "Черно-белые четки" на первой попавшейся истории.
Глава 31 Дни тюремные ползут…
Ти'арг день за днем, история за историей, бродил по "Черно-белым четкам". Он брал и другие книги, но все равно потом прнимался за "Четки". Пожалуй, эта книга задела его. Как будто насмех была написана — над всеми его усилиями, над хитростями и озарениями. Судьба имела неизменный рисунок, и он, как в волшебном фонаре, проявлялся в нужный момент из хаоса событий, хотений и метаний.
— Что, скучно? — спросил в один из вечеров Хельтинн, подобрав выпавшую из ти" арговых рук книгу. А мысль наемника ястребом делала круги над очередной историей, то сужаясь и пристально разглядывая вытянутые из небытия автором "Четок" мысли о фатуме, то вновь уходя в широкие круги, поднимаясь к небу, чтобы увидеть свои прежние труды, упорные и бесполезные, бессмысленные, как трехдневный труд ветра над скалой. Или не бессмысленные и не бесполезные, а, хуже — зловредные. Они портят продуманную гармонию чужой жизни, заметную только с невозможной для человека высоты и видную его теперешним ястребиным глазам.
Однажды тяжелой ледяной волной окатила мысль — а он-то сам? Если все так, значит, и его судьба — продуманное Вышним, гармоничное произведение, соната или сонет. Мнить себя стихотворением или даже поэмой было лестно, но… Если так, то его нынешнее положение — необходимая ступень, ритмический завершение очередной строфы. И, если так, все творимое им в самом деле могло быть злом, и его следовало остановить, дать ему в руки книгу, заставить думать, заставить жить иначе. Маг привык, что ему подчиняются чужие судьбы, а быть всего лишь нитью в чужом плетенье, рифмой к чужим мыслям… "Наемник не должен думать о своей судьбе, не должен менять ее, угадывать или точно узнавать. Судьба наемника — тайна, его поступки слиты с магией и его жизнь выпадает из общего течения прочих жизней…" Какая чушь! Какой самообман!
Может быть, Ти'арг, читая "Черно-белые четки", день за днем дошел бы до самых черных мыслей, но случилось событие, выбившее его из философской колеи.
Ему начались сниться кошмары. Каждую ночь. Даже не кошмары, а тягуче-нудные сны. Утром, или проснувшись среди ночи, он не мог вспомнить ни последовательность сновидений, ни связь между разрозненными картинами. Какой сюжет, какой смысл в рваном сапоге со шпорой на белоснежной скатерти, перекрученном в узел золотом подсвечнике, плывущей по реке картине в деревянной рамке, мелких зверьках, подтачивавших крепкое дерево и десятках случайных предметов или существ. Но раньше ничего подобного не появлялось в его сознании, наяву или в беспомощном сне. На третью ночь наемник заметил, что у бессмысленно возникающих вещей есть не то тени, формой с ними несовпадающие, не то просвечивающая, иная какая-то суть. Задыхаясь в очередной тягостно-душном кошмаре, он видел разбросанные объедки чьего-то пиршества, сваленные чаши, синие виноградины в блестящей луже вина — и неожиданно проплывающую надо всем по воздуху рыбу. Ти'арг мельком, отворачиваясь, увидел тень этой рыбы на стене, скользящую по стене в своем совсем не рыбьем, в настоящем облике — дирижаблем, именно тем самым, он тут же узнал, на котором летел в первый день во Дворец.
Он проснулся и сразу понял все, да и несложно теперь догадаться. Кто-то роется в его памяти, заметая следы своей магической работы нагромождением бессмысленных сущностей. Ти'арг мало что мог против этого чародейства. Против другого мага он сейчас бессилен. Впрочем, поразмыслив, понял, что может сделать две вещи: поставить заслон, отгораживающий его сознание от чужого влияния, да еще населить свою память ложными воспоминаниями. Что ж, господа, вы хотите поживиться чужой памятью? Счастливой охоты, охотнички!
Заниматься защитой, особенно поддельными воспоминаниями — чистое удовольствием, тем более что день-деньское лежанье с книгой на кровати — наемника уже раздражало.
Ти'арг перебирал, выуживая из дальних уголков сознания, лица, события, вещи. Он то переменял одно с другим, то подменял бывшее небывшим… Но — был осторожен, не заигрывался, чтобы самому не заплутать между выдуманным и не потерять своей истинной памяти, не заселить сознание пустыми фантомами. Ти'арг использовал хитрую магию, прячущую истинные воспоминания за призрачными. Допустим, Сиалл был заменен одного почти случайного знакомого, торговца целебными зельями из маленького, на обочине главных путей, мира. И давал он Ти'аргу задание совсем иное, почти безобидное — доносить (через медальон) обо всех событиях в Севруме. Настоящего же Сиалла можно было увидеть, только произнеся специальные заклинания, но надо было еще знать, в какой именно момент их произнести. Еще Ти'арг подменил все гадания. Никакого Донна, его будущего и прошлого, никакой леди Орсии. Что бы выбрать повеселее…