– Жаль, что тут так темно, – сказала Аиша.
Последовала краткая пауза.
– Почему? – спросил он осторожно.
– Потому что если бы вы видели выражение моего лица, то почли бы за благо отпустить меня, из-за страха, что я прикончу вас в постели.
Рейф рассмеялся:
– Но не когда ты так старалась спасти мою жизнь.
– Все мы совершаем ошибки.
– Ты сердишься, – сказал он. – Возможно, мне следовало перефразировать последнее предложение более уместно, но…
– Я не собираюсь спорить. Вам моё решение известно.
– Да, но это не ловушка, когда я прекрасно осведомлён о положении вещей и счастлив следовать ему…
Девушка свирепо на него смотрела. Счастлив следовать ему?
– Более чем счастлив, – поспешно заверил он её, очевидно, осознав свой промах. – Доволен абсолютно, уверяю тебя.
Она безмолвно кипела от злости. Безмозглый идиот!
– Либо вы даёте мне слово – слово чести! – что не будете пытаться соблазнить меня, либо я прошу капитана высадить меня на берег на Мальте.
Его брови сошлись на переносице:
– Но они же посадят тебя на карантин на Мальте.
Она пожала плечами:
– Я и здесь на карантине.
– Да, но здесь гораздо удобнее.
– По крайней мере, там меня никто не будет пытаться соблазнить.
Он фыркнул:
– Не рассчитывай на это. – Потом подумал мгновение, затем вздохнул и сказал: – Очень хорошо, я обещаю не делать ничего против твоего желания.
Она покачала головой:
– Не пойдёт. – Проблема была в том, что она хотела его поцелуя, и однажды познав его, неизвестно, что ещё она может захотеть. Аиша подозревала, что всё.
Она должна вытащить из него обещание, которое защитит её от неё самой, также как и от него.
Она хотела его, но не хотела прожить оставшуюся жизнь как женщина, заманившая его в брак обманом, и до тех пор, пока он не узнает о ней всей правды, она не могла позволить себе даже думать о том, чтобы принять его.
Кроме того, кто захочет выйти замуж за человека, который говорил об облегчении скуки? Она кинула на него свирепый взгляд. Тупица!
– Я должна получить ваше обещание, подкрепленное честью джентльмена, что вы не будете пытаться соблазнить меня. Иначе я высаживаюсь с корабля на Мальте.
– Это относится и к поцелуям?
– Никаких поцелуев. – Аиша почувствовала боль от своих слов, но ведь она знала теперь, что такое поцелуи: то, что растворяет её здравый смысл.
– Если я пообещаю, вы останетесь в кровати? Я не хочу, чтобы вы спали на полу.
– Там довольно удобно, если вы привыкли… о, что ж. Но одно неверное движение…
– Я клянусь своей честью джентльмена не делать попыток соблазнить вас.
Она должна была бы чувствовать облегчение, и она чувствовала. Но не так, как надо бы. И она, определённо, чувствовала острую боль сожаления.
Но это то, что надо было сделать, говорила она себе, пока укладывалась рядом с ним в темноте. Несмотря на его тупоголовость, она хотела Рейфа: выйти за него замуж было просто мечтой.
Но кто строит мечты на лжи?
Это всё равно, что построить дом над змеиным гнездом. Раньше или позже змея вылезет, чтобы укусить тебя, и отравит своим ядом всё, что ты построил.
Она бы с радостью вышла за него, свободная и чистая, хотя и не ради соблюдения приличий. И не для того, чтобы облегчить скуку.
Аиша не могла даже задумываться о браке всерьёз, пока Рейф не узнает, кем она на самом деле является, и кем были её родители. Тогда она вышла бы за него без колебаний… если он будет продолжать желать её, вот в чём дело.
Она была далеко не уверена в этом. Он может продолжать желать её, но не в качестве жены. Кому не знать реальную жизнь лучше, чем не дочери содержанки?
Аиша закрыла глаза и попыталась не думать о мужчине в постели рядом с собой. Она чувствовала его запах, этот замечательный, опрятный запах мыла и мужчины. Она глубоко вдохнула.
– Могу я просто объяснить, что я имел в виду под облегчением ску… уф! Нет, хорошо, оставим это… уф!
– Хватит разговоров, – сердито оборвала она.
– Хорошо, спокойной ночи! И могу ли я просто сказать, какое это удовольствие делить постель с… уф!
Рейф лежал в темноте, улыбаясь. Она всё-таки была там, где он хотел. Может не настолько близко, как хотелось бы. Он задумчиво потёр себя по рёбрам. Даже её гнев ему нравился.
Он ни капельки её не винил. Что заставило его сказать об облегчении скуки? Можно же было использовать более удачную фразу.
Что, чёрт побери, с ним происходит? Он был знаменит своим умением обращаться со словами в сухой и остроумной манере. Сейчас же, каждый раз, как он открывает при ней рот, постоянно ляпает не то.
Это всё из-за лихорадки.
Нет, подумал он, это всё из-за неё. Он был ужасно несобран, и это запутывало его мысли.
Он не подразумевал «облегчить скуку» так, как это прозвучало. Он мечтал об этом весь день, с самого карантина и возможность брака возникла: десять блаженных дней вынужденного уединения, свободных от недовольства внешнего мира, мирно протекающих в занятиях любовью, поцелуях, разговорах, поцелуях, узнавании друг друга, занятиях любовью.
Его представление об идеальном медовом месяце.
Слишком поздно объяснять это сейчас.
Теперь это будут десять дней пытки, иметь её и не иметь, спать с ней и не спать с ней.
Что, чёрт побери, с ним происходит? И становится только хуже.
Глава 15
– Вы, в самом деле, отдали бы своего первенца брату на воспитание? – поинтересовалась у Рейфа Аиша во время их последней на этот день прогулки. Впереди них, уже свыкшись с главенствующим положением, охотилась за тенью Клео.
– Что? – спросил где-то далеко витавший своими мыслями Рейф. Эти прогулки на свежем воздухе, по три раза на день, служили ему спасательным тросом – и он имел в виду вовсе не кошачий поводок безопасности. Запертый в каюте с Аишей, Рейф испытывал настоящие танталовы муки: он видел, слышал, обонял, но не мог прикоснуться и вкусить.
Каждый вечер, забираясь в кровать, Аиша – упрямица, маленькая благопристойная колючка – настаивала на том, чтобы спать с краю, грозя перебраться на пол, если он хоть на дюйм придвинется к ней.
Но во сне её тело запевало иную песенку. Во сне её тело искало его, жалось всё ближе и ближе, пока Аиша не обвивала Рейфа по всей длине: рука укладывалась ему на грудь, против сердца, щека уютно пристраивалась на плече, а ноги сплетались с его ногами. Во сне она была тёплой и мягкой, лишь его обещание отделяло их друг от друга – и это сводило его с ума. Он плохо спал и просыпался по утрам с явными признаками неутолённого желания.
– Прошу прощения, я замечтался, – произнёс он. – О чём вы спрашивали?
– Вы говорили, что намерены отдать своего первенца на воспитание брату.
– Я сказал, что об этом уговорились меж собой Лавиния и мой брат. Со мной и не советовались вовсе.
– Хорошо, а что вы?
– Отдам ли я своего ребёнка? – Рейф долго, пристально вглядывался в море. – Никогда, – спокойно произнёс он. – Нет, пока я жив и в силах защитить его.
Аиша взяла его под руку:
– Тогда почему они считают, что вы согласны?
Он помотал головой:
– Полагаю, они… в общем, Джордж, подумал, что окажет мне тем самым любезность. Возможно, он так думал оттого, что мне не сидится на одном месте, а сын встанет поперёк моего пути. – Именно в таких словах выразился Джордж.
Она нахмурилась:
– Что вы имеете ввиду?
– Он посчитал, что сын будет сдерживать меня, и моему веселью придёт конец.
После восьми лет войны Рейф и остальные действительно дали себе волю и немного порезвились. Однако в последний год «веселье» приелось и стало едва ли не… отчаянным.
Сказались годы офицерской службы: привычка нести ответственность, иметь цель в жизни, – и отрешиться от этого было нелегко. В армии Рейф редко размышлял о будущем, можно сказать, относился к этому вопросу с суеверием. Многие военные верили: нельзя загадывать на будущее – иначе не миновать гибели, и посему он жил одним днём.