– Не повторится, – ещё раз твёрдо сказала Аиша. – Если только ты не возьмешь меня силой.
– Ты же знаешь, что я никогда так не поступлю, – Рейф посмотрел на неё тем своим сонным взглядом, и она сразу же вспомнила слова Лейлы, что его глаза заставляют думать о смятых простынях и о долгих жарких ночах. И теперь Аиша знала, о чём та говорила…
Пытаясь сосредоточиться на предмете разговора, а не на смятых простынях, она кивнула:
– Верно. Так что…
– И что ты скажешь, когда мы поженимся?
Он был так уверен, что их свадьба неизбежна. Аиша раздражённо вздохнула:
– Мы это уже обсуждали. Сколько раз я должна повторять, что не выйду за тебя замуж?
– Этот вопрос больше не подлежит обсуждению, – заявил Рейф, и на этот раз всякое веселье исчезло из его голоса. – Ты была девственницей. А я не из тех, кто губит невинных девушек, а затем просто уходит.
– Губит? – Аиша сердито сверкнула глазами. – Я ни в малейшей степени не погублена. Это было совсем не больно, да и крови почти не оказалось. – Пытаясь не покраснеть, она прибавила: – Больше крови проливается, когда я чищу овощи.
Жёсткое выражение исчезло с его лица, глаза замерцали:
– Когда чистишь овощи?
– Ты понимаешь, о чем я говорю, – смущенно ответила Аиша. – У меня всё в полном порядке. Не считая некоторой незначительной боли, я прекрасно себя чувствую. Поэтому давай больше не будем говорить, что я погублена.
– Я счастлив слышать это, но ты меня неправильно поняла, – сказал Рейф мягким, чуть насмешливым, но совершенно неумолимым голосом. – Погублена в том смысле, что я взял твою невинность, а в моём мире это означает, что мы поженимся, нравится тебе это или нет. Теперь уже дело не просто в слухах. У наших ночных занятий могут быть последствия.
Аиша знала это. Именно поэтому она старалась держаться от него на расстоянии. До тех пора, пока вся её решимость не растаяла в один ослепляющий миг ярости, страха, страсти, ликования от победы над смертью и празднования жизни.
– Я не буду заставлять тебя спать со мной, моя дорогая, – продолжил Рейф, – но я без малейших угрызений совести заставлю тебя предстать перед алтарём. А если тебе хочется поспорить, то я пошлю за преподобным Пэйном и капитаном и велю обвенчать нас прямо сейчас, не сходя с этого места, и плевать мне на карантин.
Аиша уставилась на него. Его упрямо выдвинутый вперёд подбородок словно бы предлагал обвинить его в запугивании. Потому что на самом деле это вовсе не было запугиванием.
События прошлой ночи изменили всё, и они оба знали об этом. Пришло время говорить начистоту.
– Я не та, за кого ты меня принимаешь, – сказала Аиша.
– Только не опять, – устало отозвался Рейф. – Кто же ты тогда?
– Моей матерью была не леди Клив. Маму звали Кати Махабели. Она… она была любовницей моего отца.
В комнате надолго установилась тишина. Рейф обдумывал услышанное. Аиша пыталась хоть что-то прочесть на его лице, но безуспешно.
– Кати Махабели звучит совсем не как арабское имя, – по его спокойному голосу невозможно было ничего понять.
– Нет, она родилась в Грузии.
– Понятно. А кто твой отец?
– Сэр Генри Клив, конечно. Я не то чтобы обманывала тебя, просто не говорила всей правды. – Прикусив губу, Аиша добавила: – Мой отец ку… встретил маму во время одного своего визита в Дамаск. Её попросили переводить для него, потому что её хо… человек, с которым у папы были дела, не говорил ни по-английски, ни по-французски.
– А твоя мама говорила. – Рейфу вспомнилось утверждение Аиши, что она тоже знает несколько языков. – Что это были за дела?
– Папа коллекционировал произведения искусства и старинные документы.
– И женщин, по-видимому, тоже.
– Нет! Папа не такой! Мама была его единственной любовницей.
«Что она может знать об этом», – подумал Рейф.
– Они полюбили друг друга. Папа привёз её в Каир, поселил в маленьком домике около рынка. Он приходил каждый день, но дом принадлежал маме, ключи были у неё. Это был её дом.
– Если она владела домом, то почему тебе пришлось жить на улице после её смерти?
– Я не говорила, что дом принадлежал ей по закону. И в любом случае, думаю, папа продал его, когда мы переехали жить в его дом – тот, который ты снимал. Но папа действительно любил маму, и она обожала его. Они были очень счастливы вместе, до самого последнего дня.
– Понятно, – Рейф обдумывал услышанное. – А как в эту картину вписывается леди Клив? Её не волновало, что твой отец завёл себе красивую любовницу? Полагаю, твоя мама была красива.
Аиша кивнула:
– Мы переехали в дом папы только после смерти леди Клив. Она не знала ни о маме, ни обо мне.
Рейф поднял брови:
– Откуда ты знаешь?
Аиша нахмурилась.
– Я не… никто никогда не говорил… – поражённая, она уставилась на него: – Мне только сейчас пришло это в голову. Когда ты ребёнок, то не думаешь о таких вещах. Боже мой, надеюсь, она не знала о нас. Это было бы ужасно – понимать, что твой муж совершил… такое.
Рейф был рад, что Аиша не пыталась оправдать отца. Его даже обрадовал её испуг при мысли о том, что жена её отца могла знать о неверности мужа.
Среди мужчин, принадлежащих к светскому обществу, было принято легко относиться к супружеским клятвам. Следуя примеру принца-регента, джентльмены, даже женатые, заводили себе любовниц. Некоторые ещё и похвалялись этим.
Но не он. К своим обещаниям – любым своим обещаниям – Рейф относился серьёзно. Он будет верным мужем и будет ждать того же в ответ.
– Получается, Алисия Клив приходилась тебе сводной сестрой. Что с ней случилось?
– Она, как и её мать, умерла от чумы, когда мне было шесть.
– Сколько ей было?
– Тоже шесть. Я на месяц её младше.
– Ты была с ней знакома?
– Нет, на самом деле я ничего этого не понимала, пока мы не переехали жить к папе. Но даже и тогда что-то оставалось мне недоступно. Я же была всего лишь ребёнком. Я знала, что прежняя папина жена и их дочка умерли, вот и всё.
– И после этого твой отец перевёз вас из домика около рынка в свою основную резиденцию?
– Да.
Рейф удивлённо поднял брови. Он мог понять, что лорд Клив держал любовницу. Многие так делали, и женатые, и неженатые. Но так дерзко поселить в своём доме любовницу и внебрачного ребёнка – вещи такого рода могут вызвать скандал. Скандал порождает слухи. Слухи же могут распространиться весьма широко. И, тем не менее, старшая леди Клив ничего об этом не слышала.
– Как отнеслись ко всему этому друзья твоего отца?
Ответный взгляд Аиши был полон недоумения:
– О чём ты говоришь?
– Не было ни скандала, ни слухов?
Она покачала головой:
– Я не знаю. Нас мало кто навещал.
– Как люди – друзья твоего отца, а не торговцы – относились к твоей матери, когда она выходила?
– О, мама никогда не присоединялась к гостям. Она была очень застенчива, а папа не заставлял её.
«О да, готов поспорить, что не заставлял», – подумал Рейф.
– Всё совсем не так, как ты думаешь. У мамы был шрам на щеке, – принялась объяснять Аиша. – Она пострадала во время напад… несчастного случая. И ей не нравилось, когда люди таращились на неё. Когда папа выходил, он иногда брал меня с собой. Некоторое время он водил меня на уроки музыки, которые давала одна английская леди. – Отведя глаза, она тихонько прибавила: – Но если люди называли меня Алисией, он никогда не поправлял их. И велел мне тоже этого не делать. – Вновь встретив его взгляд, Аиша сказала: – Больше я этого делать не буду. Не буду жить в тени мёртвой девочки и брать то, что принадлежит ей.
Рейф кивнул. Он верил Аише. Ему вспомнились все те случаи, когда она говорила, что она Аиша, что Алисия умерла. Не её вина, что он не поверил буквальному смыслу её слов. Насколько ей позволяла ситуация, Аиша вела себя честно, и врала она, чтобы защитить себя, а не чтобы добиться чего-то. И сегодня никто не заставлял её ни в чём признаваться. Причиной стали её чувства чести и самоуважения.