— И ты думаешь, эта … эта особа женского пола подходит на роль матери будущего графа Эксбриджа?
Рейф посмотрел на него:
— Скажешь ещё раз «особа женского пола», брат, и я вгоню твои зубы тебе в глотку так, что ты сроду их не отыщешь.
В комнате сгустилось такое молчание, что хоть ножом режь. Братья уставились друг на друга через стол.
— И да, она великолепно подойдёт на роль матери графа Эксбриджа, — спустя мгновение продолжил Рейф. — Она бы никогда не одобрила дьявольскую сделку, на которую согласилась твоя леди Лавиния Феттиплейс. Аиша будет сражаться, пустив, если понадобится, в ход зубы и ногти… буквально… ради безопасности своих детей и не выпустит их из рук.
Люси, его невестка, издала тихий возглас, и Рейф взглянул на неё. На её ничем ни примечательном лошадином лице отразилось страдание.
— Ты не должен винить… — начала она.
Её муж положил ладонь ей на руку:
— Молчи, Люси. Мы не обязаны ничего ему объяснять.
Она помотала головой:
— Конечно же, мы должны это сделать, Джордж. В конце концов, это его ребёнка мы собирались забрать.
Рейф моргнул от такой неожиданной честности.
— Это всё моя вина… — начала она.
— Идея была моя, — перебил её Джордж. — Поэтому вся вина лежит на мне. Я сделал предложение леди Лавинии, ты можешь полностью возложить ответствен…
— Но ты сделал это ради меня, потому что я оказалась такой никудышней женой! — взорвалась невестка Рейфа Люси. По её щекам покатились слёзы.
Оглушённый этой неожиданной вспышкой, Рейф замер.
К изумлению Рейфа Джордж вскочил со стула и обнял жену.
— Ты вовсе не никудышная, Люси, — поспешно возразил он. — Я запрещаю тебе так говорить. Ты прекрасная жена и я… я… я не смог бы без тебя жить, — добавил он охрипшим голосом. Потом достал носовой платок и стал вытирать жене щёки.
Рейф изумлённо наблюдал за ними. Он никогда прежде не видел своего брата таким… таким человечным. До этого самого момента он и не подозревал, что брата волнует его жена.
Самому Рейфу Люси всегда нравилась, он даже чувствовал себя немножечко по отношению к ней защитником. Невзрачная и неуклюжая, с лошадиным лицом, но всегда милая, добрая, тихая и восприимчивая. Когда Рейф был ещё мальчиком, она была для него единственным светлым пятном во время его визитов в Эксбридж.
Насколько он помнил, Джордж был горько разочарован, когда впервые встретил её. Невесту наследнику выбрал граф Эксбридж: и происхождение, и приданое Люси были выше всяких похвал.
— Хорошая порода, — объявил его отец. — Далеко не красавица, конечно, но это и к лучшему. Дурнушки стремятся быть преданными, особенно если вышли за таких красивых псов, как ты, Джордж.
И не важно, что думал Джордж. Отцу возражать нельзя. И тот оказался прав: при первом же взгляде на своего красивого наречённого скромная, неуклюжая Люси влюбилась в него без памяти.
Но, оказывается, по прошествии лет его брат полюбил свою жену. Сильно полюбил, насколько мог судить Рейф.
— Это все ради меня, Рейф, — взяв себя в руки, сказала Люси. — Джордж поступил так ради меня. Я так… так отчаянно желала дитя. А леди Лавиния… леди Лавиния обещала…
Её муж продолжил:
— Леди Лавиния дала ясно понять, что терпеть не может младенцев и детей, говорила о том, чтобы оставить детей слугам. И в то время ничего не было плохого в том… Просто Люси…
Он послал жене страдальческий взгляд.
— О, Рейф, я до боли желаю подержать в руках ребёночка, — надломленным голосом произнесла Люси. — Так страстно хочу, что была близка к тому, чтобы украсть младенца в деревне. Лишь на мгновение меня захватила эта мысль — я отказалась от неё, но … это беспокоит Джорджа.
Лицо её скривилось.
Долгое время в комнате не было слышно ничего, кроме потрескивания огня и тихих всхлипываний кроткой невестки Рейфа. Муж беспомощно обнимал её.
Спустя какое-то время рыдания Люси стихли, и, налив всем выпить, Джордж продолжил повествование:
— Я подумал, что если леди Лавиния не хотела воспитывать детей… то смогла бы Люси. Она была бы прекрасной матерью…
Он посмотрел на Рейфа:
— Прости, Рейф, что не учёл твоё положение, я думал о Люси, только о Люси… надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь.
Рейфа потрясло признание. Он увидел в соглашении с леди Лавинией всего лишь знак того, что Рейф ничего не значит в своей семье, что Джордж его не уважает, и брата ничего не волнует, кроме графского титула Эксбриджей и наследования.
Но вовсе не будущее Эксбриджа толкнуло Джорджа на такие отчаянные меры, а любовь к жене.
А это Рейф мог понять. И простить.