— Начали! — снова скомандовал он. И звукоинженеру: — Попробуй подними десять килогерц на тарелке ride.
Через минуту Коля снова бросил микрофон:
— Ну что, лучше? Лучше? Эдик, лучше?
— Все. Хватит, — прервал запись Шантель. — Убили столько времени, а ничего не сделали. Так не пойдет. Коля, давай займемся с тобой. К песне «Не мой день» музыка уже записана, осталось наложить вокал. Иди в «аквариум», надевай наушники.
— А мы? — спросил Олег.
— Можете быть свободны. Не видите что ли — не идет дело.
Леня бросил гитару и к Леле:
— Ну вот, малыш, я свободен.
— А я, между прочим, завтра занят! — взорвался вдруг Олег. — Я сегодня хотел все сделать!
— Сегодня не получилось, — стараясь держать себя в руках, сказал Шантель. — Завтра в десять.
— А если я не могу!
— Сможешь.
— Мне до зарезу нужен завтрашний день! До зарезу!
— Я сказал: в десять.
— Ага! Щас! Да надоело все! Надоело! С Колькой носитесь, а мы словно рабы. Надоело!
— Француз развалил группу, — тут же встрял Эдик. — Вы что, не видите?
— А тебя вообще сюда не звали, — занервничал Лев Антонович.
— Это вас не звали! Вас! Мы уже были, когда вы объявились, Лев Антонович Шантель! Вектор, Эскейп, пошли! — скомандовал Эдик. Потом посмотрел на Колю. — Коко?
— Мне еще работать.
— Ты с ним работать собираешься?! С ним?! Да тебе конец без нас!
— Когда же это кончится! — Коля забегал по студии взад-вперед. — Когда?
— Кокоша, успокойся, — встряла вдруг Фиса. — Послушай Эдика.
— Да ты-то здесь откуда? И вообще, ты-то здесь при чем? Еще и советы даешь! Не могу работать.
— Коля, иди в «аквариум», — посоветовал Шантель. — Ребята уже уходят.
— Мы-то уйдем! — Они направились к дверям.
Когда хлопнула дверь, в воздухе повисла напряженная пауза.
— Давай за пульт, — скомандовал Шантель звукоинженеру.
Минут пять Коля пел. Шантель уже подумал, что все благополучно закончилось, что теперь дело пойдет. Коля посмотрел вопрошающе: «Ну как?» Лев Антонович кивнул: отлично, давай дальше. Но тут очнулась Фиса:
— А мне не нравится!
— Да кто ты такая?
— Не нравится, и все тут!
И принялась делать Коле какие-то знаки. Тот, все еще не снимая наушников, посмотрел на Шантеля. Лев Антонович кивнул: продолжай, мол. Фиса громко крикнула:
— Коля! Мне плохо! Иди сюда! Здесь так душно! Я ж беременна! Я сейчас в обморок упаду! Ой!
— Он не слышит, — сказал Шантель. И пошире открыл окно.
Из распахнутого окна мгновенно потянуло холодом. Солист снял наушники, вышел из стеклянной кабинки:
— В чем дело?
Звукоинженер замер за пультом в ожидании, переключив пока запись на другой магнитофон. В студии их было несколько. Шантель хотел было сказать ему, чтобы выключил совсем, но тут Фиса неожиданно заявила:
— Мне кажется, что эту песню надо петь вдвоем. Про любовь же.
— Так, — сказал Шантель. — Началось.
— Фиса, может быть, ты поедешь домой? — спросил Коля.
— Еще чего! Сказать ничего нельзя, да?
Звукоинженер посмотрел на Шантеля:
— Я пока выйду, Лев Антонович? Покурить?
— Иди, — кивнул тот.
Когда остались втроем, попытался образумить девицу.
— Давай покончим с этим раз и навсегда. О карьере певицы и не мечтай. И не трогай парня, ты его угробишь. Хочешь хорошо жить и шмотки дорогие покупать — лучше не трогай.
— Лев Антонович, это уже мое дело, — нервно сказал Коля.
— Я пойду в комнату отдыха, послушаю запись, — усмехнулся Шантель.
Дверь он за собой прикрыл, но наушники надевать не стал. Пока не услышал первую фразу:
— Я не могу на тебе жениться, Фиса. Не могу.
Последовавшую затем бурную сцену Лев Антонович не хотел слушать. Вернулся к магнитофону. Включил музыку, принялся прослушивать запись. Наушники снял через пять минут. Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Шантель подождал немного, потом заглянул в комнату, поежился. Сквозняк. Да, именно сегодня все должно было кончиться…
И кончилось. Потому что теперь Фисы в комнате не было…
На улице раздался оглушительный визг. Кричала насмерть перепуганная женщина:
— Ой, мамочки! Мамочки, мама!
Двор был словно колодец. Многоэтажные стены почти смыкались, поэтому любой звук, отраженный и усиленный этими стенами, разносился далеко-далеко.
— Ой, мамочки, мама!
Шантель осторожно выглянул в окно. Там, внизу, лежала кучка какого-то тряпья, из нее торчали четыре поломанные спички. Лев Антонович попятился.