— Лису, — ответила Шинид.
— Лису?
— Они убили лису и теперь будут её есть.
— Но никто не ест лисиц, — возразила Эйслинг.
— Теперь едят. Наши гости будут приятным исключением.
— Ну хотя бы добавь приправу.
— Обойдутся, — отрезала Шинид и недобро усмехнулась.
— Ладно, тогда отнеси им эти одеяла. Пусть погреются.
— Чего? У них вокруг чудесные меховые зверюги! Дудки, пусть радуются, что хоть собаки под боком.
— Шинид…
Голос Эйслинг приобрел обертона, по которым Шинид безошибочно опознала надвигающуюся грозу.
— Ой, ну ладно. Хотя ты так трудилась, чтобы связать эти одеяла, а теперь они насквозь провоняют псиной.
— Тогда ты поможешь мне постирать их. Теперь позови этих людей на ужин.
— Поедят снаружи.
— Шинид!
— В комнате места нет, Эйслинг. Сами выйдем к ним. Кстати, ты можешь здорово помочь советом парню, который укокошил лису, как лучше зашить шкурку. А то наделал в ней дыр, пока свежевал тушку.
На следующее утро, ещё засветло, приехали Лайэм Малони и Шимус. Собаки приветствовали их радостным воем. Собачьи вопли разбудили гостей, которые со стонами принялись разминать затекшие конечности и громко сетовать на холод. Доктор Эрсол непрестанно чесался.
— Если я заработал аллергию из-за блох, я вас по судам затаскаю, — заявил он Шинид.
— На Сурсе блох нет, — сказала Эйслинг. — Слишком холодно. А если бы и были, то вы могли подцепить их с лисы, и нечего пенять на собак. Шинид ухаживает за ними тщательней, чем вы за собой.
— Пожалуй, собаки сегодня останутся дома, — произнесла Шинид с сильным ирландским акцентом, на котором разговаривала с тех пор, как на их голову свалились инопланетники. — Слишком мало снега. Нет, мистер Малони, мистер Рурк и я поедем на кудряшах. Боюсь, что вам, дорогие джентльмены, придется прогуляться на своих двоих.
Она смерила взглядом троих мужчин, которых привели Лайэм и Шимус. Ее не впечатлило ни их великолепное оборудование, ни обмундирование.
Шимус не обратил на её слова ни малейшего внимания. Он заговорил с остальными таким сердечным тоном, какого они не слышали с самого прибытия на Сурс.
— Эта женщина зарывает свой талант в землю. Ей следовало бы быть генералом на службе Компании, такой у неё тяжелый характер.
— Те, кто оскорбляет животных, могут обойтись без их услуг, — парировала Шинид.
— Так-то оно так, — ответил Шимус, — но они только будут задерживать нас — чечако, чего с них взять? Они могут взять матушкину Сидху и папиного Оусика.
— Раз на то пошло, кто-то может поехать на Дарби. Она осторожная девочка.
— Прекрасно, — резюмировала Шинид. — Вы трое поедете на кудряшах. А эти браконьеры пойдут пешком.
Когда всадники наконец взобрались на кудряшей, все восемь гостей поехали — и пошли — к востоку. Через два часа сердце Шинид смягчилось. Вчера она хорошенько помяла двоих браконьеров. Инопланетники исстрадались этой ночью среди собак — отчасти потому, что боялись их, отчасти потому, что собаки все время порывались лизать их лица и сопеть под ухом, так что гости беспрестанно ворочались и натягивали одеяла на голову. Когда браконьеры начали шататься и падать все чаще, Шинид посадила их на кудряшей, предварительно ссадив двоих новоприбывших.
Вскоре они добрались до места. Вчера она разоружила доктора Эрсола и де Пью, и хотя теперь у нее, Шимуса и Лайэма были кинжалы, короткие копья и луки со стрелами, остальным троим — Муни, Клотворти и Минку — было отказано даже в этом.
— Блин, да тут больше десятка кроликов, — сказал Эрсол, вглядываясь в нору, где сидя или лежа поджидали их кролики.
— Конечно. Расплодились с весны, — ответила Шинид.
— Значит, вы теперь заколете их или застрелите из лука? — спросил кто-то.
— Отнюдь.
Она бережно подняла кролика за шкирку и свернула ему шею, говоря:
— Спасибо, маленький братик, что ты отдаешь свою жизнь для того, чтобы мы могли жить, чтобы твоя плоть кормила нас, а мех согревал. Мы чтим тебя.
— Чего-чего? — Найджел Клотворти (аналитический отдел) удивленно повернулся к своим спутникам.
— Она разговаривает с кроликом, а не с тобой, лопух, — ответил де Пью.
— Мы что, должны разговаривать с кролями?
— Ага. Эй, Шинид, детка, может, косой хочет сказать, что он не желает, чтобы ты свернула ему шею, и уж вовсе не сошел с ума настолько, чтобы превратиться в меховую шапку, а? Может, отпустишь его, предварительно извинившись?
— Они пришли сюда… — Шинид прервалась, с тихим хрустом ломая шейку очередному кролику и бормоча те же благодарственные слова, а потом продолжила:
— Потому что пожелали умереть. Кролики плодятся без меры. Они болеют, стареют, не могут устроиться и найти своего места. А ведь они такие чувствительные и сразу впадают в отчаянье, если что-то не выходит. Кролики знают, что мы найдем им применение, потому и приходят. Так же и остальные животные, просто кроликов приходит больше всех.
— Алисы? — спросил Эрсол, не отрывая взгляда от её темных глаз.
— Лисы никогда не отчаиваются. Но иногда болеют, ну и, конечно, стареют. Или им не хватает еды, и они решают стать жертвами.
— Звучит диковато. Конечно, выживает сильнейший, но обычно все хотят жить.
— Да, — согласилась Шинид. — Обычно. А не стыдно убивать зверя, который не хочет умирать, а? Ее мрачный взгляд буквально пронизал Эрсола.
— По-моему, это неспортивно, — заметил Минк, второй охотник.
— Убийство — дело серьезное, — пожала плечами Шинид. Она протянула ему кролика, которого только что подняла с земли. — Теперь попробуйте вы. Постарайтесь сломать шею чисто и поблагодарите его, прежде чем убить, чтобы он услышал вас.
— Леди, я никогда не вредил никому больше, чем того диктовала необходимость. Но вы уже перегибаете палку. Этот антропоморфический бред — чистое безумие. Сперва вы пытаетесь убедить нас, что ваша планета может чувствовать, а теперь уверяете, что разбираетесь в психологии кроликов и лис. — И разозлившийся Минк одним движением свернул кролику шею.
Сперва Шинид поблагодарила кролика. А потом обратилась к охотнику:
— А вы не подумали, почему мы так делаем? Мы давным-давно поняли, что животные приходят сюда только потому, что мы благодарны за их самопожертвование. Но если мы плюнем на вежливость, то здесь не будет ни кроликов, ни лосей, ни карибу, ни медведей, ни птицы. И как бы мы ни запасались овощами за короткое лето, мяса нам не видать. Как и морской живности.
— Постойте, вы же живете здесь всего лет двести, — перебил её де Пью.
— Да, сударь, — заговорил Шимус. — Но наши предки на Земле когда-то так и поступили. Они перестали прислушиваться к животным. И знаете, что получилось? Животные отвернулись от них, по крайней мере никогда и близко не подходили к человеку. За исключением полярных медведей. — Шимус невесело улыбнулся. — Те никогда не трогают людей. И если вы, ребята, столкнетесь с белым мишкой, ради вашего же блага советую быть с ним повежливей. А то остальные могут и передумать, и людям придется туго.
— Теперь ты, Шимус, — сказала Шинид. Когда он ободрал шкурки и разрезал мясо на куски, Шинид сказала, что пора двигаться обратно.
— А как насчет остальных маленьких друзей, которым не терпится умереть? — поинтересовался де Пью.
— В Килкуле живем не мы одни, — ответил Лайэм.
Через два часа они добрались до овального озера с водой прозрачной, как хрусталь, на поверхности которого цвели водяные лилии. Кудряши забеспокоились.
— Тише, парень! — воскликнул Клотворти, прижимаясь к шее животного и пытаясь таким образом его успокоить.
— Дарби — самка, — возразил Лайэм.
— Тогда девчушка. Что это с ней?
— Они хотят искупаться, — сказала Шинид, соскакивая со своей лошади. — И если вы не хотите окунуться, вам лучше слезть и снять сбрую. Это касается всех.
Лайэм и Шимус уже спешились и теперь снимали седла и уздечки.
Минк и Муни, которые шли пешком, решили составить лошадям компанию. Ночной заморозок не успел охладить воздух. После снегопада день был солнечным и теплым, а озеро, как многие водоемы Сурса, наполнялось из горячих источников.