Двух одинаковых работ Александров в жизни не делал, так что Алмазный фонд получил то произведение искусства, которое мне не очень понравилось. Зато на прием к господину губернатору Сабина пойдет в гарнитуре с уральскими аметистами темно-фиолетового цвета, осыпанными мелкими чистой воды бриллиантами. Необычное сочетание камней одновременно внесло в парюру элемент красочности и торжественности, а матовое мерцание подвижно закрепленных жемчужин придает колье особую мягкость и законченность. У госпожи губернаторши глаза на лоб полезут, когда мы на прием заявимся. Я-то точно знаю: ее муж еще недавно считал, что солитер — это исключительно бесплатное приложение к живому организму.
Сабина нежно целует меня в щеку и чуть ли не требовательным голосом заявляет:
— Пойдем спать.
По дороге в ее спальню, как положено любящему отцу, заглядываю в комнату нашего сына, что вызывает у Сабины дополнительную дозу восторга. Я заботливо поправляю одеяло, прикрывающее Гарика, чуть ли не впервые в жизни целую его, думая при этом, что почти все требования Рябова по наведению семейного счастья уже выполнены. Кроме одного. За этим дело не станет, убеждаю самого себя, только не заглядывай в ее глаза.
11
Когда-то этот особняк принадлежал графу Потоцкому. В рекордно короткие сроки в городе вырос дом, о котором со временем стали ходить легенды. И было отчего, один только постоянно действующий фонтан, бьющий вином, мог воспалить воображение и менее впечатлительных людей, чем южноморцы. По городу поползли истории одна за другой — о подземных ходах, ведущих к морю, по которым контрабандисты тащили к фелюгам живой товар, о привидениях, появляющихся в полнолуние на громадных лужайках перед особняком и леденящих душу криках, раздающихся по ночам в его длинных коридорах.
Конечно, здравого смысла в этих легендах было мало. Хотя многие южноморцы действительно прекрасно жили, благодаря контрабанде, но вряд ли граф подрабатывал этим делом. Что касается привидений и прочей чепухи — в те времена кинематографом еще не пахло и устные рассказы успешно заменяли чересчур расплодившиеся сегодня фильмы, где наряду с живыми уродами вполне успешно действуют мертвецы, упыри и прочие деятели кинокультуры определенного пошиба.
В общем, со времени братьев Люмьер эти легенды стали забываться. Тем более, что после того, как граф Потоцкий, почему-то не приняв революции, убежал из Южноморска, в его доме тут же устроили Музей атеизма, предварительно очистив здание от многочисленных картин великих мастеров. И правильно сделали, как совместить такой музей с работами на религиозные темы? Музей просуществовал всего несколько лет, но и за это время здание сумели испохабить до предела. О фонтане с вином не могло быть и речи, у Потоцкого он бесперебойно годами функционировал, а при советской власти месяца не протянул, видимо, иссяк источник. Но ведь не это главное. Главное, что Музей атеизма перевели в одну из церквей и только благодаря этому обстоятельству храм не взорвали, как многие другие.
Хозяева особняка менялись со скоростью возникновения колхозов. Многочисленные коммунхозы, общества политкаторжан и прочие конторы, постоянно перемещавшиеся по городским зданиям, вносили свою лепту в архитектуру старорежимного сооружения. Громадные залы делились на крохотные клетушки и графский паркет вставал дыбом, после чего его выбрасывали на помойку, украшая освободившиеся от паркета места заплатами из неструганых досок и фанеры.
Во время румынской оккупации Южноморска на основательно облупившемся фасаде дома произошли кое-какие изменения. За годы советской власти руки строителей прикасались к фасаду дворца лишь однажды, несмотря на то, что глубокие трещины вряд ли напоминали о былом величии здания. Реставраторы срубили фамильный герб Потоцких, залепили на его место пятиконечную звезду и посчитали капитальный ремонт вполне законченным.
Занявшие здание румыны расправились со звездой не менее решительно, чем предыдущая власть с родовым клеймом польского феодала. Правда, они не успели налепить на ее место герб великой Румынии, как того требовал будущий кавалер советского ордена «Победа» король Михай. В Южноморск приперлись запоздавшие союзники Румынии из великой Германии. И уже через две недели над парадным входом в особняк раскинул крылья орел, сжимая в когтях свастику. К этому символу мощи германской империи горожане привыкли настолько, что со временем перестали его замечать.