– Что значит «невзрачной»? – вскинулся Файтви, но сид пропустил этот вопрос мимо ушей.
– Однако Фланн ничего не хотел и всё порывался уйти. Он был слишком нетерпелив, ну, и нам пришлось сделать так, чтобы он… – сид щёлкнул пальцами, – ну, позабыл обо всём. Знаешь, человек суетится, спешит куда-то, и вдруг – раз! – позабывает, кто он, куда он шёл, и жизнь его становится сплошным праздником.
Файтви подался вперёд и слушал во все уши.
– И что же? – спросил он.
– Он проводил с нами все дни, перестал торопиться, и его взгляд сделался обычным, таким же, как у нас.
При этих словах Файтви заглянул сиду в глаза и убедился, что взгляд у того действительно отсутствует.
– Но наше любопытство всё сгубило, – вздохнул сид. – Как-то на пиру, где мы веселились вовсю и Мак Фиах веселился за троих, мы вспомнили твою третью загадку, век бы нам её не слыхать, и нам до смерти захотелось узнать, кем же всё-таки приходится Фланну Мак Фиаху этот Мескви из Кагакешши. Вот эта загадка и провалила всё дело. Услышав её, Мак Фиах вдруг замолчал, посмотрел на нас безо всякой симпатии и засобирался в дорогу. И по тому, как быстро он собирался, стало ясно, что он вспомнил всё подчистую – и кто он, и куда идёт, и зачем. Но ради его благополучия на всякий случай я скрою, куда лежал его путь от нашего порога.
Тут Файтви закрыл лицо руками и зарыдал. Сид не на шутку обеспокоился и склонился к Файтви с сердобольностью, присущей его племени.
– О, неужели я не увижу его! Ведь я не видел его столько лет! – Файтви всхлипывал безостановочно, и сид, потрясённый его горем, немедленно стал вспоминать подробности.
– Он ушёл отсюда на север, сразу после праздника Белтайна,[8] когда на небе был тонкий серп от той самой луны, что вчера была полной. Теперь, когда он несёт с собой наш подарок, тебе будет несложно его догнать, ведь серебряное блюдо Мананнана, сына Лера, – это не пушинка.
Файтви всхлипывал в полном отчаянии, но сквозь слёзы как-то очень метко спросил:
– А что за блюдо?
– Мы предложили ему подарок, – объяснил сид, – и он сам выбрал его. Мананнан, бог всех морей, когда-то создал такую вещицу: круглое блюдо размером почти с боевой щит, и на нём вертится серебряная рыбка, всегда указывая носом точно на север. Забавная штучка, но, если вдуматься, совершенно бесполезная. А за это скажи мне теперь: кем же всё-таки приходится нашему Фланну этот Мескви из Кагакешши?
– Им самим, – чётко ответил Файтви. Когда он убрал локоть от лица и откинул назад спутанные волосы, оказалось, что никаких следов слёз на его лице и нет.
– Эй, Выдра! – отчаянно затормошил он Нэнквисса, который спал, мирно уткнувшись в бок жареного кабана. – Вставай! Нам пора!
Потом Файтви встал и быстро прошёл вдоль лавок, отыскивая Рори среди пирующих.
– Рори! Мы уходим, – сказал он, с трудом отрывая Рори от очередной хорошенькой сиды. – Уходим, ты слышишь?
– Слушай, оставь меня в покое, – возмущённо отмахнулся Рори. – Не видишь, у меня ещё дела здесь?
– Можешь засунуть их в свой левый мокасин, – ликующе сказал Файтви. В последнее время он перенял немало сочных оборотов от Нэнквисса. – Я знаю, куда идёт Фланн Мак Фиах!
Рори оторвался от своего занятия и сел, утирая губы.
– Я знаю, куда идёт Фланн Мак Фиах, и если только мы не будем целоваться со всеми встречными девушками подряд, мы ещё успеем его догнать. В общем, если я всё правильно понял, Мак Фиах был здесь две недели назад и ушёл на север, забрав отсюда корабельный компас! – выпалил Файтви в тишине, нарушаемой только храпом воинства Донна, сына Мидира.
Когда они выбрались наконец из холма и громадная дверь за ними захлопнулась, причём на её месте тут же оказался ровный зелёный склон, все трое вздохнули свободнее и огляделись. Рядом с бывшей дверью на камушке, как будто так и надо, сидел О'Кэролан и, прикрыв глаза, настраивал арфу.
– Уф-ф… По крайней мере, ясно, что мы не проторчали в этом холме триста лет, – с облегчением вздохнул Рори. – О'Кэролан жив и ничуть не изменился.
– То, что О'Кэролан жив, ещё ничего не доказывает, – возразил Файтви. – Возможно, О'Кэролан вечен. Надёжнее посмотреть расположение звёзд. Но это я смогу сделать только ночью.