- Да, тогда уже Лига сдулась, им все равно было. Люди - не люди. Лишь бы ноги унести от всего этого бардака. Куда они потом подевались - хрен его знает.
- А потом?
- Потом... - Прохор втянул воздух, вздохнул тяжело, а глаза влажно залила печаль, бросил скрученную верёвку в рюкзак, закинул на спину. - Так, перебивался разной мелкой фигней. Где чего починить, где что-то приколотить, или продать. Но все равно, без образования ни хрена не получишь нормальной работы. Я ведь только школу закончил и потом сразу с отцом стал рыбу удить, ну а потом уже в море выходил со своей командой. Какое было время, Громов, - протянул с такой тоской, что у меня что-то кольнуло в сердце.
Истинная и горькая правда. Без высшего образования человек был никем, оказывался на самом дне, без надежды выбраться наверх. Сам я окончил высшую воздушно-космическую академию в звании лейтенанта. Мог даже старлея получить, командовать эскадрильей. Но поссорился с ректором, феерическим болваном, которого назначали вместо прежнего, когда я уже учился на последнем курсе. Для него я был вечным геморроем, гвоздём в сапоге. Третировал меня этот мудак беспрерывно, придирался по малейшему поводу. Мы-то уже считали себя крутыми перцами, которым можно позволить и послабление. А этот говнюк решил, что мы ничем не отличаемся от салаг-первокурсников и никаких поблажек нам не положено.
Шли молча, видно каждый думал о своём. Тропа, смахивающая на ту, что протаптывает народ между сугробами в снежную пору, разделяла выросшие по стенам глиняные холмики. Часть их заканчивались длинными щелями или провалами. Один из них превратился в глубокий колодец, в который я чуть не ухнул, но Прохор успел подхватить меня.
Мы по щиколотку, а где и по колено, увязали в грязи цвета отстойного кофе. Сквозь бугристые неровные стены выступила роса, словно бисеринки пота на коже. Тяжёлый сырой смрад царил здесь, заставлял дышать глубже, но не вдыхать носом. Запашок витал премерзкий, плесени, гнилья, водорослей - они откуда тут взялись? А, теперь я понял. Из-за сырости размножились микроскопические зелёные водоросли, покрывшие стены пушистым ковром, словно плесень.
Миновали очередную арку и тут я замер поражённый. Из мутно-белой дыры в куполообразном каменистом потолке мягко падал голубоватый столб солнечного света, превращая представшую перед нашими глазами пещеру в тронный зал подземного короля. Сталагнаты по четырём углам, вытянувшись в гладкие, почти симметрично расположенные колонны с изящной капителью, поддерживали свод.
Как хрустальная люстра свисала бахрома из длинных, тонких и кажущихся хрупкими белоснежных соломинок. Чуть поодаль гроздья огромных «жемчужин» в окружении бутонов жёлтых «роз». А камень стен, изрезанный водой, казался покрытым искусной резьбой.
По периметру шли сталагмиты, в которых даже мой лишённый воображения ум угадывал то раскрытую пасть дракона, утыканную острыми зубами, то грациозный девичий стан, то группу гномов в фартуках и с длинными седыми бородами. А то и мрачный готический замок, украшенный острыми шпилями, и крепостной стеной с башенками и бойницами.
А по левую руку в сумраке мрачно проступали высокие трубы органа в католической церкви и казалось, я услышу высокий детский голос, поющий: «Аве, Мария!» Почему на ум пришла именно эта песня, не знаю. Тем более, никакой духовной связи с католической верой я не ощущал. Но вот этот отливающая металлическим сплавом громадина органа давила на меня, заставляла представлять, что я нахожусь где-то храме.
Всё было застывшим, мёртвым, будто проклятым старухой-колдуньей, но казалось коснись рукой какой-нибудь статуи, как всё мгновенно оживёт, грянет бравурная музыка, гномы пойдут в пляс. Каскадами со стен побежит весело и шумно вода, распустятся цветы, источая дурманящий аромат.
И самое главное украшение этого зала. Вокруг невысокой, мне по пояс, колонны, испускающей голубоватое свечение, танцевали большие лазурные бабочки. А полукругом шли гладкие полукруглые надолбы, смахивающие на яйца динозавров.