Громкий писк, будто вылупилась дюжина цыплят, оповестил, что робот-ткач закончил свою работу, на верхней панели аккуратно выложил несколько пакетов с одеждой. Я не стала мучиться с выбором, просто заказала белье из экохлопка, красно-синюю ковбойку и кюлоты, не доходящие до икр. Это часть моих ног всегда очень нравилась мне — крепкие, выпуклые с красивым рельефом. Посмотрелась в голоэкран и лишь грустно вздохнула — я походила на высокого мальчика, лысая голова, обтянутое полупрозрачной бледной кожей лицо.
Устроилась удобней в кресле, и вызвала медсестру. Она немедленно явилась. И кресло мягко поднялось, сложилось колеса и поплыло по воздуху. Отворились широкие двери, и опьянил свежий, на удивление прохладный и какой-то даже сладкий воздух. Пробежал в кронах пышных платанов и дубов ветерок. По усыпанным разноцветными камешками дорожкам бродило несколько пациентов. Но они не обращали на меня внимания, что лишь обрадовало. Хотелось побыть в одиночестве, наедине с собственными мыслями.
Остановив коляску у маленькой беседки из белого камня, я вышла, и присела на скамейку. У входа на длинных шнурах висели металлические трубки. Они сталкивались и нежно звенели – динь-дон, динь-дон, динь-дон. Звук напомнил мне ещё об одном мужчине, что играл в моей жизни немаловажную роль. Николай Бойков или Николас Боуи по прозвищу «Скальпель».
Мог ли он вспомнить о наших отношениях и выложить эту огромную сумму? Сейчас он один из самых популярных певцов планеты. А тогда, когда мы только познакомились, он выступал в подозрительных забегаловках, подвалах и казино. Мне минуло шестнадцать, я расцвела, стала обворожительно хороша. Мальчишки пялились на мою грудь, уже по-женски сформировавшуюся фигуру с крутыми бёдрами, стройными длинными ногами. Но я смотрела на одноклассниках свысока. Я же принцесса, родители так всегда говорили мне. И я уверилась в то, что достойна лучшего. А тут эти мальчишки, тощие, нескладные с цыплячьими шеями и прыщами, которые они замазывали экзогелем. Фу, кто их воспринимает всерьёз?
Ах, Николас, как он был потрясающе красив и сексуален — смуглый, скуластый, с ясными, будто шоколадными глазами, длинными иссиня-чёрными волосами. А какой у него был мощный, яркий голос. Его группа «Сны Армагеддона» исполняли композиции в только что появившемся, но ещё не ставшим популярным стиле «космометалл». Он и был основателем — смеси жёсткой, резко звучащей, даже грубой музыки с включением звучания космоса. Николас стал использовать старинный инструмент — глюкофон, металлический барабан, который на удивление точно передавал эти звуки, идущие из Вселенной. Что это было? Эхо от столкновений галактик или взрывов звёзд? Послания инопланетян? Но как прекрасно, чарующе это звучало.
А как он играл на рояле. Перед глазами так и стоит его гибкая фигура, затянутая в белоснежный облегающий костюм с небольшими крыльями за плечами. И его длинные, но крепкие пальцы, что касались клавиш, выдавая невероятный каскад звуков, от которых весь зал впадал в нирвану. И начиналась подлинная истерия, девушки падали в обморок, парни орали так, что порой заглушали игру музыкантов. А я обычно стояла у сцены и, прижав кулачки к губам, сладкие слезы лились по лицу, взгляд мой расплывался, и я погружалась в эйфорию.
За ним таскалась группа поклонниц, но я-то знала, что Николас не устоит передо мной. Несмотря на бешеный азарт, с каким носился по сцене, он видел меня в темноте зала. И, в конце концов, я решилась, подошла к нему. И что покорило меня сразу, не стал пялиться на меня, как на куклу, а посмотрел в глаза. Так пристально и в то же время нежно.
Он стал моим первым мужчиной, и всех остальных я всегда сравнивала с ним. Впрочем, со временем, это впечатление потускнело, выцвело. И я уже с каким-то стыдом вспоминала об этих похождениях. Как забросив престижный колледж, на который родители копили почти двадцать лет, ездила за Николасом по всей стране. Мы порой спали с ним в жалких, пропахших клопами и мышами, мотелях, где из мебели была лишь узкая койка да фанерный шкафчик. Из всех щелей противно дуло, а тонкое изношенное одеяло, которое явно не чистили годами, воняло так, что приходилось не дышать носом, чтобы не упасть в обморок. Но мы согревали и любили друг друга, забывая о неудобствах.
Как это часто бывает, музыку моего дорогого Ника не признавали, массмедиа поливали его и группу грязью. Они просто издевались над ним, смакуя любые даже мелкие неудачи, промахи, срывы. А он так по-детски переживал из-за этого. Я успокаивала его, всеми силами давала надежду, что он пробьётся наверх. Ведь он так потрясающе красив и талантлив. А его великолепные композиции — новое слово в музыке. И в тот момент я решила стать журналисткой, писать правду. Ничего, кроме правды. И яростно защищала его во всех сетях Глобалнета.