И может быть, поэтому нашёлся спонсор. Тот, кто рискнул вложить деньги, и немалые, в раскрутку группы. И это сработало! Я была вне себя от счастья, когда мой Ник, наконец, обрёл широкое признание, которое заслуживал. На него посыпались награды, премии. Но он стал отдаляться от меня, для него я стала слишком мелкой и ничтожной, не достойной короля «космометалла». Характер его изменился к худшему. Вместо внимательного и нежного, он превратился в грубого, высокомерного хама, требовательного, придирчивого. Мы стали ругаться, неистово и глупо, не слыша друг друга. По-прежнему всё хорошо у нас было лишь в постели. Но стоило нам одеться, как мы превращались в фурий, готовых с ненавистью задушить друг друга. И никто не хотел уступать.
И я ушла. Не выдержала унижений, когда Николас поднял на меня руку. Хлопнула дверью. Когда уходила, он лежал, вальяжно развалившись, на диване, размером и формой напоминавшим космолёт. И в пьяном угаре орал, что я приползу к нему на коленях, буду умолять взять обратно, а он вышвырнет меня вон.
Потом, когда я уже стала журналисткой, мой шеф направил меня взять интервью у «короля космометалла». Николас изменился, обрюзг, обзавёлся уже пивным животом, не сильно заметным, но все же. Волосы стриг коротко, глаза помутнели, потеряли блеск. Он холодно отвечал на вопросы, и взгляд его блуждал где-то далеко, за пределами гостиной, по размерам превосходящей залы тех кабаков, в которых он начал свою карьеру. Мебель в агрессивном стиле — диваны, кресла, даже стены обтянуты материалом, имитирующим шкуру тигра. Торшеры, стоящие на львиных лапах. Огромные голографические панно, где сменялись одна за другой картины выступлений группы. Какие-то ужасные маски по стенам. Все поражало безвкусной роскошью.
Но стоило мне выключить голограф, как Николас вдруг ожил, начал жадно обшаривать меня взглядом, мысленно раздевая. Я опомниться не успела, как он схватил меня в охапку, и подмял под себя. Я сопротивлялась, как раненная волчица, царапалась, кусалась. Но молча, не издавая ни звука. Никто не возьмёт меня, если я этого не захочу. А он жадно рвал на мне тонкую блузку, пытался стащить брюки. В итоге я схватила какую-то дорогущую бронзовую статуэтку со столика рядом и обрушила ему на голову. Он сразу обмяк, распластался тряпичной куклой. Отпихнув его, я ушла. Даже не узнав, насколько он серьёзно ранен.
Всё обошлось, когорта его многочисленных адвокатов не вчинила мне огромный иск. Полиция не арестовала меня. Но это событие навсегда отвратило меня от Николаса, как от личности. Мог он заплатить за моё лечение? Я помахала головой, нет. Не думаю.
Так кто же всё-таки? А может быть? Меня сразу бросило в жар, даже вспотели руки. Я вышла из беседки в волнении, прошлась по дорожке. Дошла до круглого бассейна, где медленно плавали большие серебристые рыбы. Всплывали на поверхность, лениво открывая огромные рты, хватали мошек и вновь уходили в глубину.
Я гнала воспоминания прочь, но они вновь набрасывались на меня, сжимали в кольце, душили. Закрыв глаза, я вернулась на пару лет назад, когда Осетров послал меня сделать репортаж с авиашоу. Он знал, что мой предок был лётчиком, командиром эскадрильи, награждённым пурпурным крестом. И в нашей семье это был культ, который я тоже безоговорочно приняла.
Я и сама хотела пойти на это шоу, там должны были выступать «Красные соколы» — известная на всей планете авиагруппа. Они показывали нечто невероятное, чего не делал раньше никто. Рисовали на небе такие поражающие воображение картины, что я даже забыла, зачем пришла сюда. А потом в высоком чистом небе, залитым ослепительным жарким солнцем, остался один самолёт. Его потрясающий танец стоит у меня перед глазами. Я немного разбиралась в этом и понимала, как сложно, вернее просто невозможно сделать то, что делал он. Разрезая лазурь неба своим длинным носом-антенной, истребитель вдруг перевернулся и начал падать. «Плоский штопор» — из него почти невозможно выйти. Замерло сердце, толпа зрителей засуетилась. Раздались крики, и я осталась стоять одна, всё разбежались.
Но буквально у самой земли, самолёт легко и уверенно вышел в пике, плавно перешёл в горизонталь и вновь по дуге начал взбираться вверх, ушёл в мёртвую петлю. А когда он проделал это несколько раз, я поняла, что пилот вовсе не терял контроль над машиной. Он делал это сознательно. Был уверен, что сделать сможет.