Порыв ветра едва не сбил с ног, когда мы оказались наверху. Широко и привольно раскрылась панорама ночного города — яркие огни реклам выхватывали из темноты острые углы башен, терявшихся в небе.
Над городом, безжалостно разорвав чёрный бархат неба, проступило изображение, заставившее меня замереть — две огромные фигуры — статный мужчина в куртке-бомбере и молодая стройная женщина в его объятьях. Как она была ослепительно хороша в короткой юбке, открывающей ноги с рельефной линией икр, и полупрозрачной блузке, под которой круглились литые груди. Иссиня-чёрные волосы атласным плащом скрывали под собой плечи и спину.
Олег и Эва. Он держал её за талию, а она грациозно выгибалась назад. Улыбалась так призывно, манила, обещая дьявольское наслаждение. А Олег смотрел жадно, словно хотел съесть её целиком, большая рука его скользила под выбившейся с одной стороны блузкой, крупные сильные пальцы гладила её тело.
Голографические актёры выглядели моложе и привлекательней, чем были в жизни Олег и Эва, но такими живыми, реалистичными, что голова шла кругом. С исходящими от них волнами безумной страсти. И ревность, такая жгучая, отвратительно болезненная накрыла меня с головой, заполнила душу безнадёжностью.
Я знал, что между Олегом и Эвой никогда не было романтических отношений, они даже плохо знали друг друга, но киностудия, создавшая экранизацию, сделала акцент на эротике.
А потом, сменяя друг друга в безумном хороводе, закружились кадры. Громов, вжимаясь в сидение мотобайка, похожего на выскочившую из воды касатку, мчится, рассекая сталь шоссейного полотна. Обнимая его за талию, сзади сидит Эва. И волосы её развеваются по ветру, как тяжёлое полковое знамя. Олег в кабине космолёта. Левая рука сжимает рог штурвала, а другая — обнимает за плечи Эву. Она в кресле второго пилота. Медленно поворачиваются друг к другу в профиль и улыбаются. Всё это выглядело пошло, безвкусно, грубо, но оскорбляло не мой эстетический вкус, а чувства.
Если бы сейчас передо мной возник бы Олег, живой и невредимый, я бы просто убил бы его. Застрелил, зарезал, сбросил с крыши. Ревность и зависть затмили мой разум. И справиться со своими чувствами, подавить их я не мог.
— Господин Никитин, — голос Кейна отвлёк меня от моих мучительных переживаний. — Нас ждут. Этот фильм мы можем посмотреть в полете. У меня есть коллекционное издание, с бонусами, — в голосе полковника я услышал гордость, что удивило меня.
На флаере мы добрались до частного аэродрома, где на серых плитах пластобетона раскинул узкие треугольные крылья каплеобразный космолёт Моргунова с его гербом на борту. И только когда я попал в просторный салон, ощутил тяжёлый запах роскоши, немного успокоился. Если бы похитители хотели меня убить, не стали бы переправлять на таком аппарате.
Золотистый сумрак обтекал два огромных кресла из кожи кремового цвета по правому борту. По левому же протянулся диван с небрежно брошенными атласными подушками у изголовья. Под иллюминаторами дугообразная панель из синего стекла. И на всем — креслах, диване, подушках, как тавро стояла монограмма Моргунова.
Стоило мне опуститься в кресло, перед глазами замигала красным надпись — «Пристегните ремни». Взревели турбины, самолёт начал разбег. Мягко вжало в сидение, когда космолёт, подняв нос, взлетел. Но видеть этого я не мог — иллюминаторы закрывали плотные жалюзи. Впрочем, сейчас ночь, что я мог увидеть? Но как же Моргунов не хотел, чтобы кто-то знал путь до его тайного пристанища! Даже мне он не доверял.
Кондиционеры погнали свежий, приятный, какой-то вкусный воздух — аромат дорогой кожи смешался с запахом хорошего табака, кофе и свежей мяты. Смотреть фильм о Олеге, естественно, я не стал. Лишь погрузился в полудрёму, отравив мысли в свободное плавание. И они текли, текли, как полноводная река.
***
Проснулся я от того, что кто-то теребил меня за плечо. Потянулся, открыл глаза и замер.
— Хватит дрыхнуть, Артур! Идти пора!
Жалюзи над иллюминаторами были подняты, но из них не пробивался ни один луч света. Зато круглые лампы, встроенные в потолок и стены, горели ослепительно и как-то нереально ярко. И также фантастично выглядело лицо человека, разбудившего меня.