Выбрать главу

Но щеки, уши, затылок объяло жаром, стало неловко и я отвернулся. Присел, чтобы пошарить в сумке и отыскать роботкач.

— Прости, — её рука легла на мою, и мягко сжала. — Это всё так странно для меня. Не понимаю, как это всё произошло.

— Да-да, по первости все так странно, — не оборачиваясь, я деловито начал копаться в меню, чтобы запустить программу на создание одежды и обуви.  — Но теперь, Мизэки, костюм невидимости только у тебя. А у меня — ни хрена. Не могла что ли и костюм воскресить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Наверно, могу, — неожиданно серьёзно отозвалась она.

Пододвинув к себе ящик с роботкачом, начала колдовать в меню. Пачкой высыпались голографические экраны, закружились в бурном хороводе и она увлечённо начала копаться в них.

А я отошёл к флаеру, вычистил осколки и обломки, проверил двигатели. Один точно барахлил, работал на половиной мощности и всё время норовил замолчать, а значит придётся выравнивать балансировку с помощью второго движка. С сомнением я бросил взгляд на здоровенную дыру в потолке, что осталась, после того, как упал столб с кольцами-Вселенными. На такой развалюхе мы до шлюзов вряд ли доберёмся. Неизвестно, что ждёт там,  какие инопланетные гадости, змеи-бревна, летающие верблюды, плюющиеся огнём или только толпа охранников-звероящеров. Защитную капсулу анабиоза расплющило в лепёшку — Мизэки не спрятаться от излучения и перегрузки. И я уже не смогу проявить чудеса пилотажа, чтобы красиво уйти с лихим переворотом, расстреляв врагов из плазменной пушки, поскольку все вооружение тоже вышло из строя.

— Вот, Олег, всё, что удалось сделать, — голос Мизэки отвлёк меня от моих раздумий. 

Она протянула мне комбинезон, и посмотрела так грустно, будто извинялась. Да, эта штука мало походила на шикарный костюм невидимости. Скорее смахивал на хороший камуфляж. Когда я надел его, то мгновенно слился с окружающей местностью. Насколько это было возможно. Но стоило мне пошевельнуться, как рисунок на ткани, напоминающей плащовку, пришёл в движение, начинал мельтешить, пока вновь не замер в  определённом порядке, и стал не отличим от того места, где я стоял.

— Отлично, Мизэки, то, что надо, — я постарался ободрить девушку, но она как-то совсем грустно улыбнулась и отвела глаза. — Садись, мы отправляемся на небеса!

Я загрузил во флаер сумку с оружием, роботкач, устроился в кресле пилота, а Мизэки села рядом.

— Олег, скажи, а как ты живёшь с этой тьмой в сердце? — очень серьёзно, и в то же время отстранено спросила она.

— Не понял. Ты о чём?

— Когда ты… ну умираешь, то погружаешься во тьму, а там живут чудовища  с таким мёртвыми чёрными глазами. Они мерзкие, — она передёрнулась.  — Холодные, склизкие. Они не кусают, лишь проскальзывают рядом, едва задевая. Но это так противно.

— Не знаю, о чём ты. Там я видел только тьму. Никаких чудищ. И да, вот эти серебряные нити, которые проникли ко мне. Это ты сделала?

— Наверно. Но я не могу сказать, что ты видел. Когда тут всё взорвалось, столб упал, я перестала слышать твои мысли, ощущать твою ауру. И мне стало так… Так холодно, одиноко. Я подумала, что не смогу жить без тебя, без твоего голоса, улыбки. И я думала только о тебе, и силы стали покидать меня. Я слабела, сознание начало мутиться, померкло. И потом обрушилась тьма. И выплыли эти монстры.

— Ну, все уже позади, — я похлопал её по колену, слова Мизэки ввели меня в смущение. Чертовски приятно было слышать их и в то же время всегда теряюсь, когда женщины вот так признаются мне в любви.  — И да, мы с тобой кровные брат и сестра, — я подмигнул ей.  

— Это плохо или хорошо?

— Хорошо, наверно. В какой-то степени. Но в общем-то не так уж…  

Я схватил её в охапку, прижал к себе, но она тут же высвободилась.

— Олег! Как ты можешь об этом думать постоянно! — зарделась, как роза и стукнула меня кулачком по плечу.  

На самом деле, всё мои мысли заполнял страх, который я тщетно пытался подавить в себе. Раньше я никогда и ничего не боялся, а тут вдруг понял, что страшусь лететь в эту чёртову дыру в потолке, не представляя, что ждёт там. Бессмертие — штука хорошая, но каждый раз испытывать адскую боль и уход в безмолвную тьму — это мука.