- М...м...мы... мы думали, что сможем восстановить все функции, - наконец пробормотал он, и краска стыда от явного вранья залила его щеки.
Я размышлял недолго.
- Хорошо, господин Редмонд, я перечислю из своего фонда те средства, которые нужны для полного восстановления мисс Эвы. Всех функций её мозга. Сколько вам потребуется...
- Мы можем сделать вам скидку... - перебил он меня, его щеки и лоб залоснились от выступившей испарины, он будто боялся, что потеряет такую выгодную сделку.
- Нет. Я хотел узнать, сколько нужно времени, чтобы мисс Эва пришла в себя?
- После перечисления аванса, два, максимум три дня, - он быстро успокоился, и даже на полных губах появилась довольная улыбка.
Я рефлекторно бросил взгляд на экран, где всё также крутились диаграммы.
- А какова вероятность, что это произойдёт?
- Ну... - он задумался. - Вероятность большая. Но, если мозг мисс Эвы оживить не удастся... Ну, тогда мы вернём вам деньги. Вот и всё. Ну, кроме аванса.
"Вернём вам деньги". Как будто меня интересовало именно это. Я так далёк от нанобиотехнологий, что совершенно не представлял, какой станет Эва после этих манипуляций. Вспомнит ли меня? Или, возможно, её оживший мозг станет "чистым листом", как у младенца и её придётся учить всему заново.
- Хорошо, - я сглотнул комок в горле, вздохнул. - Сообщите мне, когда всё закончите. Деньги я перечислю сейчас же.
Редмонд совсем расслабился, ловким движением фокусника вызвал интерфейс, и я оставил электронную роспись на бланке.
Мне очень хотелось вырваться отсюда, из этого такого, казалось бы, идеального помещения. Светлого, тихого. Где стены отделаны панелями из приятного глазу пластика цвета топлёного молока. Воздух свежий, стерильно чистый. А свет неяркий и не режет глаз.
Распрощавшись с доктором, быстрым шагом я прошёл коридором, миновал стойку администратора, где скучала полноватая дама в белом халате и шапочке. Дверь разошлись с тихим шелестом пневматики, и я оказался в живописном парке, который ограничивали со всех сторон, словно крепостная стена, высокие корпуса клиники. По краям дорожек, расчертивших парк на идеальные квадраты, шумели раскидистые платаны, темнели кипарисы. Пробегал ветерок, трещал веером пальм. В сопровождении медсестёр в белых халатах прогуливались пестро одетые пациенты. В центре, в круглом бассейне медленно проплывали серебристые карпы. Поднимались к поверхности воды, лениво раскрывая рты, хватали мошек, которых стайкой выпускала автоматизированная система. Казалось, я попал на какой-то роскошный курорт.
Сверху пятиугольник из корпусов закрывала полупрозрачная крыша. Она спасала от смертельной жары разбушевавшегося солнца и в то же время впитывала энергию нашего светила. Всё здесь казалось на удивление рационально, продуманно, гармонично. И скамейки, выкрашенные в приятный голубой цвет, и тренажёры, и высаженные на клумбах яркие тюльпаны - жёлтые, красные, фиолетовые. Но мне жутко не хотелось здесь оставаться хотя бы на миг. Особенно раздражало назойливое жужжание камер охраны, которые стайкой кружили над этим раем и зорко следили за всеми.
На выходе из медцентра меня вновь просветил оранжевый свет сканера, и я наконец-то оказался на улице. И тут на меня обрушилась мощь солнца, так что перехватило дыхание, пришлось надеть солнцезащитные очки, перчатки и натянуть кепи с широким козырьком поглубже на голову.
Теперь надо было добраться до моего флаера, который я оставил на закрытой стоянке. Через пару минут по одной из длинных лент, причудливо переплетённых меж высоких башен, спустился поезд на магнитной подушке, гостеприимно раскрыл двери.
В вагоне было почти пусто. Полдюжины скучающих пассажиров, кто дремал, кто играл - это было заметно по бегающему взгляду. Нашёл место подальше от всех, и сел к окну, бездумно наблюдая, как слились в одно зелёное месиво тополя. Поезд влетел в туннель, на миг обступила кромешная тьма, заставив почему-то сжаться сердце. Но вспыхнули лампы, встроенные в потолок, залив всё тусклым мертвенным светом. И я решил снять солнцезащитные очки. Только потянулся это сделать, как поезд тряхнуло, повело, очки выскользнули из рук и шлёпнулись вниз. Чертыхаясь, я полез вниз, пытаясь нащупать ускакавший аксессуар.
Поезд выскочил из туннеля, яркий свет хлынул из окон, заставив тьму серой тенью забраться под кресла. Подвесил в воздухе полупрозрачное золотистое покрывало, и расчертил косыми линиями пол в проходе. А я, довольный тем, что удалось поймать очки, вновь вальяжно развалился в кресле. И замер, уставившись в спинку перед собой, в которой теперь зияла дыра на уровне моих глаз. Небольшое такое, круглое и глубокое отверстие. Явно когда я садился, его не было.
Тихий скрип разъехавшихся дверей заставил рефлекторно обернуться. Мужчина, небольшого роста, в потрёпанном сером костюме, суетливо выскочил в тамбур. Гнаться за ним я не стал - бесполезно. Вернулся к исследованию дырки. Так и есть - поковырял в ней и вытащил пулю. Самую настоящую, уж не знаю какого калибра - я не разбирался в этом. И только сейчас нахлынул страх, парализовал, спустился куда-то вниз, на уровень копчика, ноги ослабели, а ладони противно взмокли. Если бы я не стал искать очки, этот мерзавец всадил бы мне пулю в затылок, пока мы мчались по туннелю.
Когда я вышел на своей остановке, вернее сказать, выполз на дрожащих подкашивающихся ногах, показалось, что со всех сторон на меня направлены винтовки с оптическим прицелом, а из каждого пролетавшего мимо поезда выглядывает террорист, готовый бросить под ноги бомбу. Боже, как я устал от всего этого.
Поднявшись наверх, на взлётную площадку, я уже было направился к флаеру. Но остановился в паре шагов от него. Ярко представил, сяду в кресло, включу двигатель. И страшной силы взрыв разнесёт меня на клочки вместе с машиной. Прошиб холодный озноб, и ноги будто примёрзли к бетону. Я постарался взять себя в руки, побороть противный липкий страх. Может быть, я паникую напрасно? Здесь закрытая служебная стоянка, никто не смог бы пройти незамеченным, заминировать флаер. А как же в телестудии? - тут же кольнула мысль. Как тот мерзавец пробрался в студию? Там ведь везде охрана, сканеры, камеры. Можно вызвать аэротакси. Но какова вероятность, что не прилетит какой-нибудь отморозок, завезёт черти куда? Так, ну значит, осталась одна возможность. Обратится за помощью к Шону. Он частенько выручал меня, хотя летать с ним не так уж и легко. Что такое страх, Андерсен не ведает.
Но, увы, система связи найти полковника не смогла, что разозлило меня. Куда мог запропастится этот пройдоха, когда он так нужен? И тогда я решил обратиться прямо на базу. На экране возникла веснушчатая физиономия адъютанта Андерсена, Яна Беккера. На мою просьбу позвать полковника, он едва заметно приподнял белёсые брови и сухо доложил:
- Полковник Андерсен поехал на встречу с вами, господин Нортон, и ещё не вернулся.
- На какую встречу? - опешил я.
- Полковник сообщил, что вы связались с ним. Хотели дать ему какие-то сведения о секте Макбрайда. Вернее эту информацию должна была передать журналистка. Эва Райкова.
- Это какая-то ошибка, Ян. Я не связывался с полковником и ничего ему о секте не собирался говорить. А мисс Райкова сейчас в коме четвёртой степени.
Интересный расклад. Шон, похоже, решил улизнуть с базы на свидание со своей какой-то подружкой, а прикрылся встречей со мной. Ну, хотя бы предупредил бы меня. А теперь я сдал его со всеми потрохами.
- Значит, ваше сообщение было фальшивым? - Беккер нахмурился, выражение лица стало жёстким, он и мысли не допускал, что его начальник мог солгать. - Господин Нортон, вы считаете, что Андерсена могла заманить в ловушку секта Макбрайда?
- Вряд ли, - как можно спокойней сказал я, хотя в душе шевельнулся червячок беспокойства. Всё-таки Шон - опытный пилот, таких трудно найти, и врагов у него с лихвой хватало, но мне не верилось, что он так глупо попался на чью-то уловку. - Вам не стоит волноваться, - попытался успокоить адъютанта, опасаясь, что в отсутствии Шона тот наворотит дел, и как можно беспечней продолжил: - Полковник не первый раз так уезжает. У него дела, видимо. Если он объявится, пусть свяжется со мной.