-- Пришёл в себя? -- голос принадлежал тому самому главарю, который встретил меня в липовой клинике Св. Терезы.
Он сидел в кресле, держал в руках белую фарфоровую чашечку и медленно, очень медленно помешивал в ней маленькой ложечкой, которая нежно позвякивала о стенки.
Теперь я мог разглядеть этого ублюдка поближе. Не думал, что подобные типы могут служить говнюку Макбрайду. Красиво вылепленные скулы будто держали лицо в определённых рамках, черты крупные, но не грубые, аристократичный нос, высокий лоб в морщинах, благородная седина зачёсанных назад ещё густых волос. В светлых глазах ни ненависти, ни презрения, скорее любопытство.
Оглядевшись по сторонам, я увидел немного. Помещение смахивало на куб, без окон, без видимых светильников. Стены терялись в полутьме. Из мебели только небольшой стол и пара стульев. Ну и мой стул, к которому я был привязан. Но что удивило меня -- едва заметный гул и вибрация.
По левую руку от главаря стоял плечистый высокий бугай, голый по пояс. Впрочем, поначалу показалось, что одет он в тёмно-синие штаны и цветастую плотно облегающую фуфайку. На самом деле, весь торс парня украшали цветные татуировки. Лицо круглое, плоское, почти без бровей, глубоко утопленные круглые глазки, короткий нос с толстой спинкой и широкими ноздрями.
Если они не скрывают своих лиц, значит, точно меня убьют, -- промелькнула мысль. Засосало под ложечкой, запылали щеки и уши, словно от стыда. И это так разозлило меня, что страх совсем отступил, свернулся в клубочек где-то на самом дне души. Но главное, в голове билась лихорадочно мысль -- тянуть время, надо тянуть время. А шанс сбежать всегда может появиться.
Главарь покачался на кресле, мрачно взглянув на меня, сообщил:
-- Значит так, Андерсен. Слушай внимательно. Нам надо, чтобы ты связался с Нортоном и вызвал его в то место, которое мы тебе укажем.
-- А не пойти ли вам всем на х... -- сказал я просто и, скорее всего, ожидаемо для моего собеседника.
В лице его не дрогнул ни один мускул, глаза также смотрели куда-то вглубь себя. Ритмично заскрипело кресло, когда он покачался на нем. И бросил быстрый взгляд на бугая.
Тот размял кулаки. Сделал шаг, мгновенно оказавшись рядом. Обдало едкой вонью немытого тела, пота, дешёвого курева и мочи. Резкий удар под дых. Прожгла острая боль, из глаз брызнули слезы. Я согнулся, но верёвки впились в тело, лишь добавив мучений. Я попытался изо всех сил напрячь пресс. Но против сокрушающего кулака это оказалось бесполезно. На мгновение я рухнул во тьму, а когда вынырнул из неё, обнаружил, что рядом стоит главарь с чашечкой в руках.
Наклонив голову набок, он внимательно изучал меня, спокойно, без ненависти или презрения, как это бывает на выставке знакомого художника, когда надо сделать вид, что ты реально пытаешься оценить картину, хотя на самом деле тебе плевать.
Протянул руку и вылил содержимое чашечки мне за шиворот. С шеи и спины будто содрали кожу, сделав меня ещё более беззащитным.
-- Не сопротивляйся, Андерсен, -- проронил главарь и даже с какой-то жалостью вздохнул. -- Твои наноботы не действуют -- мы отключили их. Боль ты будешь чувствовать адскую. И тебе здесь никто, поверь, никто не поможет. А приносить себя в жертву не стоит. Это глупо. Подумай и прими мои слова.
-- Бараны, -- я с силой вытолкнул изо рта слова вместе со сгустками крови. -- Вы всё -- стадо безмозглых баранов. Следуете за этим мудаком Макбрайдом, как за гребанным пастухом. А он ведёт вас на убой.
Татуированный амбал расплылся в гнусной ухмылке. А губы главаря едва заметно растянулись, глаза сузились в ироничной усмешке, что взбесило меня ещё сильнее.
-- Ах, как же ты ошибаешься, Андерсен. Мы не служим этому ушлепку Макбрайду. Мы сами по себе.
-- А на кой черт вам нужен Нортон тогда? -- бросил я в сердцах. -- Он спасти Землю хочет и вас, подонков. А вы чего? Б... уроды.
-- Мы не желаем зла твоему другу Нортону, -- вкрадчиво, почти ласково проронил главарь. -- Он талантливый учёный. Мы уважаем его. Нам лишь нужна его разработка. Вот и всё. Когда получим её, отпустим его. И тебя, конечно, на все четыре стороны. Живых и невредимых.
Я на миг задумался, перекатывая желваки. Постарался унять бешено колотящееся сердце.
-- Хорошо. Свяжусь с ним.
Главарь вернулся в кресло, вытащил из внутреннего кармана пиджака толстую сигару, и маленькие кусачки. Мягко и деликатно стащил прозрачную обёртку, помял в длинных, но крепких пальцах свёрнутые в трубочку табачные листья. Щёлкнув кусачками, отрезал кончик. И медленно начал раскуривать длинной спичкой. Подержав дым во рту, выпустил. И предупредил, растягивая слова:
-- Не обманывай нас, это нехорошо. Наша система обнаружит, если ты будешь врать. Понял?
Он сделал жест своему холую. Тот подобострастно поклонился, как болванчик и вышел. Вернулся через пару минут с голокамерой. Замерцала рамка экрана, и я увидел свою собственную физиономию, сильно помятую. Синие губы, опухшие глаза и клочковатая рыжая щетина по краям щёк.
-- Держись уверенно и спокойно, -- добавил главарь. -- И никаких кодов, шифров. Бесполезно. Тенинген, позови Мизэки.
Он откинулся на спинку кресла и вновь погрузился в нирвану, наслаждаясь своей гребанной сигарой, распространяя щекочущий ноздри ароматный вкусный дым. Ублюдок, он, словно находился не в камере пыток, а на курорте, сидел в шезлонге на берегу океана и ничего его не трогало.
Едва заметно скрипнула дверь и на пороге оказалась девушка, затянутая в серебристый комбинезон. Наши глаза на миг встретились. Ни раскаяния, ни жалости, ни торжества. Ничего.
Легко, словно пташка она вспорхнула, чтобы оказаться по правую руку от главаря. И вновь бросила на меня быстрый взгляд. В глубине её глаз мелькнуло что-то человеческое, какая-то эмоция. Но возможно мне лишь показалось.
-- Давай говори, -- в руках главаря вновь оказалась чашечка с кофе, заботливо наполненная его холуем.
-- Привет, Арт, -- сказал я, как можно жизнерадостней и сделал попытку улыбнуться. -- Я тут недавно был на выставке собак. Присмотрел одного пса. Щенка алабая. Вот такая собаченция. Давай встретимся в кафе "Золотой фавн", там симпатичный скверик есть. Я покажу тебе щенка.
Зелёная лампочка на камере ни разу не мигнула. Всё в порядке. Но лицо Мизэки вдруг изменилось, словно она увидела что-то омерзительное, что возмутило её до глубины души. Изящно вырезанные ноздри тонкого носика начали раздуваться. Она сжала кулачки, потом резко выключила камеру.
-- Он врёт, -- бросила зло и решительно.
-- Но Мизэки, милая, -- медленно и также растягивая по слогам слова, возразил главарь. -- Система показала, что нет.
Она зашла за кресло, грациозно положила гибкие тонкие руки на спинку и объяснила со снисходительной иронией:
-- У Андерсена аллергия на шерсть. Ему даже форму шьют только из антиаллергенных тканей. И никаких натуральных материалов -- шерсти, меха. А ещё это их личный код с Нортоном.
Вызвала мерцающую рамку экрана. Пару касаний и мой сказанный текст превратился в предостережение Артуру. Откуда эта стерва могла узнать о моей аллергии? А о нашем личном коде. Вот б... Как я мог быть так глуп!
-- Ах ты, сука, б... -- заорал раскрашенный бугай. -- Водить за нос нас решил!
Кинулся ко мне. Одним тычком сбросил вместе со стулом на пол. Бах! Из глаз посыпались звёзды. Стал наносить короткие, но дьявольски мощные удары в грудь, живот. Удар и треск рёбер, удар -- во рту железный привкус крови и осколки зубов. Казалось, все тело превратилось в единый комок жуткой все поглощаемой боли, от которой не скрыться, не уйти. А бугай молотил и молотил по мне, как по боксёрской груше.