— Дальность до цели — восемьдесят километров. Аппаратура работает нормально, все экипажи готовы к пуску. Прошу разрешения на пуск.
— Пуск разрешаю, — отдал приказ Голованов.
Через секунду под правым крылом его самолёта вспыхнуло пламя, на мгновение ослепив генерала. Ещё секунда, и новая вспышка. То, как отстрелялись остальные две машины, ему разглядывать было некогда: требовалось отреагировать на поведение машины, практически мгновенно лишившейся пяти тонн груза.
Шесть факелов разгоняющихся до огромных скоростей реактивных снарядов светились где-то впереди, а звено бомбардировщиков продолжало идти прежним курсом. Самый «тягучий» кусок полёта, когда ты сделал своё дело, и остаётся ждать лишь результата. Но наконец-то прошли эти неимоверно длинные две с половиной минуты, и где-то там, далеко впереди, посреди моря одна за другой полыхнули шесть зарниц.
— Наблюдаю поражение шести целей, — прозвучал доклад с «ерёмы». — Сейчас подсвечу их «люстрами» и сниму.
Только после этих слов Голованов почувствовал, что ему требуется срочно вдохнуть живительного кислорода из маски. И лишь потом отдать приказ о возвращении: задание выполнено! Поразительно! Шесть снарядов, выпущенных с дистанции почти восемьдесят километров, и шесть попаданий.
Теоретически он был готов к такому результату, поскольку ещё при подготовке к операции ознакомился с тактико-техническими характеристиками ракет Х-61 «Оникс». Дальность пуска до 300 километров, на начальном участке полёта реактивный снаряд летит на высоте 14–15 километров, а потом снижается до 5–15 метров над водой. Скорость на конечном этапе полёта — около 2200 километров в час. На дальности в 80 километров наводится на цель самостоятельно. При этом ракеты, выпущенные в сторону групповой цели, «общаются» друг с другом, распределяя между собой корабли, которые должны поразить.
Уже вечером, когда экипажи самолётов, задействованных в операции, отдохнули, Совинформбюро сообщило, что предыдущей ночью «советской морской авиацией западнее побережья Норвегии были потоплены шесть кораблей военно-морского флота гитлеровской Германии, включая линейный корабль „Тирпиц“ и корабли охранения. Все советские самолёты без повреждений вернулись на свои аэродромы».
Фрагмент 17
Теперь ещё и «Тирпиц»! «Бисмарка» потопили британцы в мае прошлого года, и фюрер стал очень осторожен в использовании единственного оставшегося в составе Кригсмарине линкора. Его, насколько знал Шульце, отправили к норвежскому побережью для охоты за британскими конвоями, везущими в Советскую Россию технику и стратегическое сырьё.
Сообщению Советского информационного бюро полковник не поверил: на то, как пропаганда способна выставить даже незначительный успех, он насмотрелся и на примере большевиков, и по тому, как работали в ведомстве Риббентропа. Но потом радио принесло весть об объявленном в Германии трёхдневном трауре «чтобы почтить память погибших германских моряков». А услышав это известие, пришёл к выводу, что и в этом происшествии не обошлось без треклятых выходцев из будущего. Пока он после своих злоключений не доберётся до Берлина, подробности произошедшего ему будут недоступны, но из неожиданности произошедшего Шульце сделал именно такой вывод.
Сами обстоятельства гибели самого мощного германского корабля говорили об этом: глубокая ночь, какой-то совершенно невероятный авианалёт по конвою, идущему с потушенными огнями в неспокойном море. За тем же «Бисмарком» после боя с крейсером «Худ» британцы охотились несколько суток, а по русским кораблям, базирующимся в портах Балтийского моря, приходилось наносить по несколько бомбовых ударов, чтобы хотя бы повредить их. С огромными потерями. И потопление хотя бы одного из них в ходе авианалёта считалось величайшей удачей. А тут — целых шесть потопленных боевых кораблей, и ни одного (по словам русских) сбитого атакующего самолёта.
Но точно все подробности этой истории станут доступны полковнику лишь тогда, когда он доберётся до Берлина. Пока же остаётся судить по самому факту гибели кораблей. Слишком уж необычному, чтобы в нём обошлось без участия пришельцев из будущего.
Вообще задание отправиться в «котёл», где «варился» значительный кусок Танковой армии Гудериана, Шульце воспринял как изощрённую месть адмирала за то, что он, полковник разведки, с самого первого дня войны занимался этими чёртовыми пришельцами. Сначала тому не нравилось, что его подчинённый своими фантазиями отвлекает его от куда более важных дел. Потом, когда те же самые выводы сделали в Гестапо и СД, и Канарису «нагорело» за «очередной провал в оценке боевой мощи Советов», он выражал недовольство тем, что Шульце был недостаточно настойчив. Возможно, именно его кандидатуру для контакта с русскими предложил и не адмирал. Возможно, это было решение Гейдриха, принятое с подачи хитрой лисы Шелленберга или «простоватого» Мюллера. Но оправиться в тыл русских, где без боеприпасов, без продовольствия, без техники агонизирует лишившаяся командующего группировка, подобно смертному приговору.