Нарком иностранных дел уселся на своё обычное место за столом совещаний и потряс какой-то британской газетой.
— Вы то-то-только послушайте, что наговорил о нас этот по-подонок Андерс!
Он вынул лист с печатным текстом перевода, заложенный между страниц газеты и принялся читать:
— 'В последние недели НКВД всё больше вмешивался в наши дела. Нам мешали на каждом шагу. Оружия не доставляли, продовольствия выделяли всё меньше. Советские власти всё сильнее сдерживали перемещение людей в наши учебные центры. Приходили известия, что тысячи поляков задерживаются в лагерях и тюрьмах. О пропавших офицерах до сих пор ничего не было известно. Зато всё упорнее ходили слухи о том, что их всех расстреляли, а также о том, что их утопили в Белом море. Поэтому многие мои товарищи очень неохотно отправились к морю, когда им объявили о том, что нас ждут пароходы для отправки в Великобританию. Понимаете, от большевиков можно ждать любой подлости. В том числе, они способны действительно погрузить нас на пароходы и утопить в ледяном море каждого, кто сохранил верность Польше. И я тогда пришёл к осознанию того, что если поляки останутся в советской России, то все они погибнут.
Вплоть до октября я неоднократно посылал телеграммы генералу Сикорскому, в которых сообщал об этом. Но в ответ получил ошеломляющий ответ: «В высших политических целях армия должна остаться в СССР». Я понимал, что если даже в настоящее время, когда Россия находится в трудных условиях, немцы постоянно наступают, Советскому Союзу грозит разгром, советские власти так неприязненно относятся к нам, полякам, что же будет, когда военное счастье отвернётся от немцев?
Политические руководители, всё Политбюро, всё советское правительство — это те же люди, которые заключили пакт с Германией и устами Молотова выражали радость, что Польша, «ублюдок версальской системы», навсегда прекратила своё существование. Это те же люди, которые причинили невиданные ранее в истории страдания миллионам поляков и уничтожили многие сотни тысяч человеческих жизней. Впрочем, точно так же они поступают со своим народом. Я более чем уверен, что наш вывод из России был возможен только сейчас, а уже через несколько месяцев старания наши не принесли бы никаких результатов, и польские солдаты вернулись бы в лагеря. Да вы хотя бы посмотрите, в каких условиях они отправили нас в зимнее путешествие по арктическим морям: в наспех оборудованных трюмах грузовых судов'.
— Его, значит, возмутило отсутствие кают первого класса для каждого польского солдата? — возмутился Ворошилов, славящийся своей спортивностью и аскетичностью. — И вместо ресторанов кормили по солдатским нормам из полевых кухонь. А то, что каждый из зачисленных в его «армию» получил денежную компенсацию, он не вспоминает? Насколько я помню, сам он получил двенадцать с половиной тысяч рублей.
— Если бы вы, товарищи, ещё знали, как они поступили с этими деньгами, когда пароходы отошли от причалов, — «вставил пять копеек» Берия. — Выстроившись на корме, эти офицерики принялись рвать «тридцатирублёвки», которыми преимущественно получали свои подъёмные, а их обрывки выбрасывать в воду.
— То есть, продемонстрировали своё отношение к Советскому Союзу, — сделал вывод Председатель ГКО.
— Осмелели, поняли, что после погрузки на британские пароходы им уже ничего не грозит. До того лишь «между своими» могли антисоветские разговоры вести. Потому часть из выпущенных из лагерей мы и «развернули» прямо с дороги в Саратовскую и Чкаловскую области, — пояснил нарком внутренних дел. — Самых наглых.
— Е-е-есть в интервью Андерса и про это, — снова взял слово Молотов. — «Договор нашего правительства в изгнании с Советским Союзом я всегда считал и считаю не чем-то постоянным, что должно было служить основой дальнейшего существования, а лишь необходимым временным злом. И я, и большинство моих товарищей по оружию лишь ожидали момента, когда Советский Союз будет побеждён. В возможность победы Советского Союза никто из нас не верит, поэтому я всячески задерживал отправку наших дивизий на советско-германский фронт: полякам ни к чему умирать под бездарным русским командованием вдали от Польши».
— Наши союзники из Российской Федерации предупреждали нас о том, что ничего хорошего из формирования польского корпуса не выйдет. Мы… не сразу им поверили, но, как только стало ясно, что польские дивизии являются скопищем антисоветски настроенных элементов, напомню, приняли решение об отправке корпуса Андерса в Великобританию. В обмен на поставки нам такого стратегического сырья, как каучук. Напомните, товарищ Берия, как охарактеризовали союзники такой обмен.
— «Готовые гандоны поменяли на сырьё для изготовления гандонов», — ухмыльнулся руководитель НКВД.
— И ещё поменяем, — дождавшись окончания хохота, кивнул Сталин. — По крайней мере Черчилль в своём последнем письме настаивает на том, чтобы в конвоях QP-4 и QP-5 мы продолжили переброску бывших польских военнопленных на Британские острова. И мы пошли ему навстречу, определив под их погрузку четыре парохода из состава этого конвоя.
— А стоит ли в этом вопросе потакать Черчиллю, который принёс столько вреда Советскому Союзу? — задал вопрос Ворошилов.
— И принёс, и ещё принесёт. Я, Клим, очень внимательно ознакомился с его мемуарами, предоставленными союзниками. То, что он сейчас нам помогает — вынужденный шаг, и едва Великобритания почувствует, что ей уже не грозит вторжение, немедленно начнёт не просто вставлять нам палки в колёса, а готовить удар нам в спину. И это — не образное выражение, это разработанная по его приказу боевая операция по разгрому Красной Армии на территории Германии и Польши. Там, в мире наших союзников из Российской Федерации, такого развития ситуации удалось избежать. Но удастся ли избежать нам — вопрос открытый. Именно поэтому, Клим, я не верю ни единому слову Черчилля о дружбе и союзнической верности, как бы он ни старался писать об этом в своих письмах.
Молотов, видимо, частично посвящённый в переписку двух глав государств только молча кивнул.
— Черчилль никогда не упускает из вида возможности получения выгоды даже из «помощи», предоставляемой нам. Вам прекрасно известно, что практически все поставки из Великобритании за редчайшими исключениями, среди которых было, например, обмундирование для тех самых поляков, мы оплачиваем золотом и встречными поставками. При этом аппетиты англичан продолжают расти. Например, в письме Черчилля, полученном мной буквально вчера, он настаивает на передаче британцам некоторых новейших технологий. Например, технологии производства реактивных снарядов для наших гвардейских миномётов. По цене их дрянных танков, необходимых для вооружения всего одного танкового полка.
Члены Государственного комитета обороны возмущённо загудели, и Вождь не мешал им возмущаться, раскуривая трубку.
— Но знаете, чем он обосновывает своё требование? По словам Черчилля, эти технологии достались нам совершенно бесплатно, и поэтому мы не должны скрывать их от союзников по антигитлеровской коалиции. Он ссылается на информацию от британской разведки, по сведениям которой немцы имеют неопровержимые свидетельства того, что мы получаем новейшую технику из будущего. Но, судя по тому, что никаких конкретных примеров не приводит, хвалёные британские шпионы довольствуются всего лишь слухами, а не реальными доказательствами. Мало того, он просит меня либо подтвердить, либо опровергнуть эти слухи.
— По-по-по линии моего наркомата уже пришла просьба принять бри-и-итанского министра иностранных дел Энтони Идона и целый ряд бри-и-итанских военных экспертов, которые хотели бы ознакомиться с нашими новейшими образцами оружия. Же-е-елательно, непосредственно на фронте. Будем их пускать?
— А почему бы не пустить? — усмехнулся Сталин. — И кое-какую технику можно показать. Те же самые гвардейские миномёты, опытные образцы новых танков Котина, Кошкина и Астрова, самолёты Яковлева и Лавочкина. Даже противотанковые гранатомёты нашего производства можно не скрывать: всё равно у американцев их «базука» уже разработана и вот-вот будет принята на вооружение. Давайте согласие, товарищ Молотов!