Что может предложить Гитлер, если он ещё не полностью лишился рассудка? Мне кажется, следующим шагом он предложит вернуться к границам 1939 года. Это уже лучше, но тоже нас не устраивает. Не для того мы освобождали Западную Белоруссию и Западную Украину, занимали Карельский перешеек, Прибалтику и Молдавию, чтобы отдать всё это немцам, финнам и румынам. Не для того мы отодвигали границу подальше от Ленинграда, Минска, Киева, Одессы, чтобы снова сделать их уязвимыми перед неожиданным ударом.
Вариант с возвращением СССР и Германии к границе на 22 июня сорок первого года я считаю маловероятным. Положение у Гитлера не такое, чтобы он согласился на это. Чисто формально: не Красная Армия стоит на пороге Берлина, а фашисты чуть больше, чем в двухстах километрах от Москвы. Не Красная Армия в Восточной Пруссии, а фашисты в Ленинградской области. Но даже если случится невозможное, и Гитлер будет согласен отойти к границам на начало войны, то кто компенсирует потери, понесённые советским народом? Кто оплатит ущерб, нанесённый нашей экономике? Я уже не говорю про ущерб на международной арене, который Советский Союз понесёт, заключив сепаратное соглашение с гитлеровской Германией.
Нет, Лаврентий. Ни на одно из предложений, которые способен сделать Гитлер через этого самого Шульце, мы согласиться не можем.
32
— Что смотришь на меня так, Александр Евгеньевич? — усмехнулся Смушкевич, глядя на напрягшееся лицо Голованова. — Нет, никакой дар предвидеть будущее, у меня не прорезался. А вот хорошей памятью я никогда не был обделён, и, когда читал твоё досье, хорошо запомнил, какие у тебя со временем возникнут трудности со здоровьем.
Командир дальнебомбардировочной дивизии даже не сразу обратил внимание на то, что ас испанского неба обратился к нему «на ты».
— Товарищ Сталин делает на тебя большую ставку, и в ближайшее время многое для тебя прояснится. Но пока мне вопросы не задавай: я и так лишнего сказал.
Прояснилось всё буквально тем же вечером. И началось всё со звонка из Кремля.
Генерал-майор ещё не привык к манере телефонных разговоров Вождя, поэтому его удивило то, что Иосиф Виссарионович, поздоровавшись, первым делом справлялся о делах в дивизии, о том, как её штаб осваивается на новом месте, нет ли сложностей с проживанием семьи командира 3-й аддд и командного состава дивизии.
— Налаживаете отношения с учреждением товарища Смушкевича? Как я помню, вы с ним знакомы ещё с довоенных времён?
— Так точно, товарищ Сталин. И сотрудничество уже начали налаживать.
— Это хорошо. Нам хотелось бы, чтобы это сотрудничество было как можно более плодотворным. Вы можете ко мне приехать?
— Конечно, товарищ Сталин!
— Хорошо. Пожалуйста, приезжайте.
Генерал-майор думал, что разговор будет касаться противодействию начавшемуся за несколько дней до этого, в начале декабря, немецкому наступлению на Москву, но он ошибся.
— У нас есть для вас особое задание, товарищ Голованов. И для его выполнения вам потребуется доступ к информации, являющейся едва ли не главной государственной тайной Советского Союза.
Сказанное Иосифом Виссарионовичем потрясло тридцатисемилетнего генерал-майора до глубины души. Оказывается, Советское правительство уже почти два года поддерживает отношения с потомками из следующего века! Именно помощь потомков своими знаниями, информацией о планах Гитлера по развязыванию войны с СССР, оружием, технологиями, стратегическими материалами, оборудованием позволила избежать куда более катастрофического развития событий на начальном этапе войны.
— В их мире мы победили гитлеровцев даже в более сложных, чем сейчас, условиях. Но война затянулась до мая 1945 года. Сейчас же мы имеем возможность завершить её намного раньше, с намного меньшими потерями, и намного раньше приступить к мирному строительству, добиться намного лучших результатов в построении социалистического общества.
Чуть больше полутора лет, прошедшие с тех пор, как мы стали получать помощь от потомков, ничтожный срок для того, чтобы преобразовать столь огромную страну, как Советский Союз. Да вы и на своём опыте почувствовали, что реализация подсказок наших потомков только-только стала приносить плоды в той же авиации. К примеру, самолёты Ил-4, которые использует ваша дивизия, сейчас соответствуют качеству 1944−45 годов в их мире. Да и то они в мире потомков не снабжались многим оборудованием, доступным вам уже сейчас, товарищ Голованов. При вашем первом налёте на Берлин некоторые бомбы, сброшенные на логово фашистов, мы получили от потомков, и лишь сейчас мы налаживаем их производство у себя. А впереди — освоение ещё более совершенной техники, которую придётся осваивать вам, товарищ Голованов.
Мы пока не способны производить многие из образцов оружия, получаемого от потомков. И ещё долго не будем в состоянии его производить. Поэтому вашей дивизии зачастую придётся использовать боеприпасы, получаемые нами из будущего. От того, как умело ваши лётчики распорядятся ими, зависит очень многое. И речь не только о ходе нынешней войны, но и о поставках образцов данного оружия для наших нужд, о его использовании потомками в своих нуждах.
— Разрешите вопрос, товарищ Сталин? Неужели потомки не в состоянии сами испытать эффективность своего оружия, если для этого им понадобились мы?
— В состоянии. Но одно дело — полигонные испытания, а совсем другое — испытания в боевой обстановке. Против реального противника, а не манекенов и макетов. Причём, в условиях «вооружённого конфликта высокой интенсивности», как они характеризуют эту войну. Решая наши боевые задачи при помощи их оружия, мы помогаем и им, позволяя лучше подготовиться к возможному отражению агрессии. Поэтому вашей дивизии, которую мы создавали как инструмент для выполнения особых заданий Ставки, придётся тесно сотрудничать не только с вашим соседом по комплексу зданий Академии Жуковского Смушкевичем (кстати, тоже использующим технику потомков для обучения ваших лётчиков), но и со специалистами потомков.
Основная нагрузка при обучении легла, как ни странно, на штурманов. Но странно — лишь на первый взгляд, поскольку именно на их долю выпало большинство технических новшеств. Только штурманы не роптали, а совсем наоборот — испытывали вдохновение от открывающихся перед ними возможностей. И не только в бомбометании, прицелы для которого позволяли значительно повысить его точность. Уже в Монино самолёты оборудовались новыми держателями, позволяющими нести им различную боевую нагрузку, которую сами же эти инструктора из будущего (кто они такое от экипажей держали в секрете, но уж командиру дивизии-то это было известно!) называли «высокоточное оружие». Идеально, с точки зрения Голованова, способное самостоятельно наводиться на цель.
Приказ сформировать звено ТБ-7 из экипажей, имеющий большой опыт полётов над морем, поступивший ещё в декабре, генерал-майор вначале воспринял с недовольством, но тот же Сталин, не раскрывая своих задумок, осадил Голованова, попытавшегося оспорить распоряжение штаба ВВС.
— Исполняйте приказ вышестоящего командования!
Помимо четырёхмоторных бомбардировщиков, приказано было подобрать такие же экипажи и на два Ер-2. И с этими экипажами люди Смушкевича работали в первую очередь. А уже в январе пришлось перебросить «ерёмы» и «морские» ТБ-7 под Ленинград, откуда разведчики стали летать на патрулирование в Норвежское море. Прямо над Финляндией, Швецией и Норвегией: благо высотности с установленными на них турбовинтовыми двигателями у «ермолаевых» хватало, чтобы не беспокоиться об их перехвате немногочисленной немецкой авиацией.
Наконец, пришёл приказ на проведение операции, которой Ставка отводила просто огромное значение. И не столько военное, сколько политическое и пропагандистское.
Ясное, дело, Александр Евгеньевич, руководил её подготовкой на месте, в Ленинграде. Мечтая, но не надеясь принять в ней участие. И, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: простудился один из пилотов ТБ-7, подготовленных для её выполнения.