— А если это сделать невозможно, — визгливо вещал низкорослый кривоногий человечек, — то дела подлежат рассмотрению в ином, установленном законом, составе суда.
«Если невозможно, то суд должен проводиться в открытом режиме, на повороте дороги от селения N к аулу M, в присутствии вооруженных легким стрелковым оружием местных жителей. Охрану подсудимых обеспечить установкой их перед быстровозведенной из красного (он красиво крошится пулями) кирпича стенкой. Беспристрастность суда обеспечить равным количеством выданных боеприпасов для всех участников восстановления справедливости», — Максим улыбнулся своим мыслям. И в очередной раз подивился собственному безразличию к происходящему. Комедия, цирковое представление, фарс — все что угодно, только не судебное заседание. Он не мог заставить себя принимать действо всерьез, с трудом скрывал улыбку и ехидство, отвечая, как свидетель, на вопросы. Пострадавшие даже не утруждали себя тем, чтобы выслушать его слова, орали в спину. Максим не оборачивался, заставлял себя молчать, не отвечать на выпады, даже когда среди несвязных выкриков раздались угрозы и оскорбления. И не только в его адрес — на втором или третьем заседании Максим услышал несвязно и злобно выкрикнутые кем-то имена своей жены и дочери. Он снова всмотрелся в толпу, чтобы увидеть кричавшего, но с тем же успехом он мог пытаться высмотреть в рое ос ужалившее его насекомое. И рядом никого из тех, кто был «своим» — в ходе заседания выяснилось, что все, кто был тогда рядом с Максимом, кто отдавал приказ, не могут присутствовать в суде. Уволены, демобилизованы, не явились по уважительным причинам — Максим остался один на один с полуграмотной, словно вырвавшейся из Средневековья ордой. «Так не бывает, — крутилось у него в голове с утра до вечера. — Этого не может быть». Но это было и продолжалось, и конца ужасу не было видно. Защитник жалко улыбался, мял бумаги, пытаясь перекричать шум и вопли. У Максима сложилось стойкое ощущение, что он находится на свалке, а над головой с карканьем кружит стая потревоженных ворон. Но пока не приближается, не решается напасть на жертву, словно ждет сигнала. И час настал — на одном из заседаний Максим из свидетеля превратился в обвиняемого. Он не смог объяснить, убедить сторону обвинения в том, что трудно удерживать в памяти все подробности того боя спустя несколько лет. Сторона обвинения ставила вопросы так запутанно, что смысл вопроса зачастую уловить было сложно. Была сделана попытка со стороны обвинения протолкнуть следственный эксперимент. Максим сразу догадался, что сделано это было с единственной целью — запутать суд. Но в этом, к счастью, было отказано, и его защитник чуть не захлопал в ладоши, услышав это решение.
Но победа оказалась первой и последней. В тот день из зала суда Максим вышел уже обвиняемым, мерой пресечения ему выбрали подписку о невыезде. Максим расписался, не глядя, в каких-то бумагах, попрощался со взмыленным, едва переводившим дух защитником и направился к дому. Ленка не работала уже три недели и теперь медленно, но верно сходила с ума от накалявшейся обстановки. Максим торопился увидеть жену, рассказать о том, что произошло сегодня — он запретил Ленке даже подходить близко к зданию суда. Максим чувствовал себя персонажем идиотского комикса — настолько нереальной и противоестественной была ситуация, в которой он оказался. И не сразу заметил, что по противоположной стороне улицы идут трое — замедляют и убыстряют шаг синхронно с движениями Максима, останавливаются и отворачиваются с опозданием. «Мать твою, — Максим даже рассмеялся вполголоса, — вот же твари». Ладно, гады, давайте поиграем. Максим неторопливо двинулся дальше, остановился у ларька, сделал вид, что рассматривает газеты. Дождался, пока подъедет троллейбус и закроет собой обзор, рванул в ближайший магазин. Выходов из торгового центра было несколько, Максим проехал вверх на эскалаторе, быстро пересек зал, спустился по обычной лестнице вниз, вышел с другой стороны здания. Понаблюдал, как рядом с газетным киоском мечутся и орут в мобильники «сопровождавшие», ухмыльнулся и дальним, кружным путем пошел к дому. Но радовался недолго, прекрасно понимая, что слежка — это так, для вида. Напугать, предупредить, показать, кто тут хозяин. Место жительства капитана Логинова всем известно, стоит лишь поговорить с тем же кадровиком. А в том, что без него тут не обошлось, можно не сомневаться. И не уедешь никуда теперь с подпиской этой, только осложнишь все. Можно постараться уговорить Ленку, но это тоже дохлый номер.