Выбрать главу

Во рту Мака пересохло, в висках тяжело пульсирует кровь. Это конец! Он испытывает отчаяние, каждая клеточка его тела вопиёт: жить, хочу жить! Откуда-то в его руке оказывается тяжёлый кольт. Бурная вспышка радости: теперь он сможет себя защитить, получите своё, гады! Палец нажимает на курок, гремят выстрелы и после каждого на песок арены падает враг…

Мак поворачивается к трибунам, с ненавистью глядит на важных сенаторов в дорогих тогах, заносчивых патрициев, матрон в роскошных пеплумах, разношёрстных оробевших плебеев. Злость переполняет его. Он поднимает кольт и начинает остервенело палить в их ненавистные рожи…

+ + +

Проснулся он от щекотки в носу. Маку показалось, что туда заползла муха. Резко мотнул головой и схватился за нос, но тут увидел перед собой Джинни, едва удерживающую свой смех. Это она щекотала ему ноздри пёрышком из подушки. Поняв, в чём дело, он заулыбался.

– Ну и спите же вы! – укорила девушка. – А я вам завтрак приготовила, можете меня похвалить. Разрешаю.

– Он съедобный? – с предельно серьёзным выражением лица спросил Мак.

Девушка принялась хохотать во всё горло: шутка показалась её вдвойне смешнее от того, что он её произнёс без малейшей тени улыбки. Даже поймёшь – то ли шутит, то ли говорит всерьёз?

Он встал и направился в ванную. Принялся бриться, вспоминая сон, в котором он был гладиатором в Риме. Да, Рим. Амфитеатр похож на Колизей, его он видел в одной из своих поездок в Италию. Что бы этот сон значил? Наверное, ничего. Никаких связей с реальной жизнью нет, совершенно нет…

Постоял до тугими струями душа, меняя горячую почти до невыносимости воду на совершенно ледяную. Такой контрастный душ взбодрил его.

В комнате на столе его ожидала яичница с йоркширской ветчиной, рогалики, сливочное масло, чай с мёдом, клубничное варенье, оксфордский мармеладный джем и кекс. Девушка постаралась. Не так уж и плохо устроила, учитывая небогатый выбор продуктов в холодильнике.

«Мне достаточно, а хватит ли Джинни? Хотя она тут долго не задержится. Возможно, уйдёт сразу же после завтрака. У неё своя жизнь». Мак испытал при этой мысли лёгкое разочарование, но пересилил себя и после завтрака он напомнил гостье, что ей нужно идти домой.

– Мак, – подняла печальные глаза Джинни, – вы меня гоните? Я вам уже надоела или как-то стесняю вас? Скажите честно, не таите.

– Вовсе нет, – ответил он, чувствуя, что его слова являются чистой правдой, бесшабашная ирландская натура возобладала в нём. – Можете оставаться тут, сколько пожелаете до моего отъезда.

– Ловлю вас на слове! – повеселела Джинни. – И учтите, так легко вы от меня не отделаетесь, даже и не пытайтесь!

Чтобы занять себя, она начала просматривать валявшуюся на столике стопку сатирических журналов «Прайвитай».

Мак же сел у телевизора, внутри досадуя, что его пребывание в Англии чрезмерно затягивается, и вовсе не по его вине. «Это всё эти олухи, тянут резину, придумывая отговорки!» Вспомнил неприятные лица Ральфа Брогана и его компаньона Долиссона и его передёрнуло. Сам удивился этому чувству: «А мне какое до них дело? Плевать я хотел на их жирные физиономии! Пусть только поскорее укажут, в кого стрелять, а уж я своё дело знаю. Затем распростимся навсегда».

Припомнил комплимент Брогана:

– Мистер Келли, когда нам требуется специалист, то мы выбираем лучшего. Практика показала, это выгоднее. А как свидетельствуют надёжные рекомендации, вы именно таковым и являетесь.

Мак знал, что похвала им заслуженна, ибо он был профессионалом высочайшего класса, и знал себе цену. Каждое порученное дело выполнял безукоризненно.

Пересмотрев журналы, Джинни заскучала, подошла к окну. Захотела раздвинуть шторы. Мак резко подскочил к ней и перехватил её руку:

– Извините меня за мой маленький каприз, Джинни, но я не люблю раздвинутых штор. Оставьте их в том положении, в каком они находятся. Ну, пожалуйста, прошу вас!

Девушка удивилась, но послушалась. Обиженно надула губы и, желая его наказать, демонстративно повернулась к нему спиной.

Некоторое время они скучали порознь в полном молчании, пока Джинни ни увидела шахматы:

– Давайте сыграем!

Мак был неважным шахматистом, в чём признался сразу же. Впрочем, и девушка не намного превосходила его в этом умении. Они оказались примерно равны по силе, сражения на доске проходили с переменным успехом, перевеса никто не имел.