Предупредительные знаки атаковали все радары Хармони, и она отступила на шаг назад.
— Слушаю.
— Во время ритуала я понял, что доверил тебе будущее своей семьи, и у меня в голове наконец-то прояснилось. Мы с тобой — две полные противоположности. Я всегда в своих мыслях, ко всему отношусь со скепсисом, стараюсь все и всех контролировать.
Хармони согласно кивнула:
— Ты целеустремленный, несгибаемый, скованный, слишком властный…
Пэкстон нахмурился, и от такого его хмурого вида у нее потеплело на сердце.
— Я тут пытаюсь мысли выражать, — сухо сказал он.
Не обращая внимания на его недовольство, Хармони обняла его за талию:
— Прошу тебя, продолжай.
Он выгнул бровь:
— Ко мне применимо все, что ты только что перечислила. А ты неординарная, своевольная, импульсивная, упрямая, одновременно пугающая и волнующая… В общем, в тебе тонны всего того, чего мне так не хватало в жизни. Ты все перемешала в моем сердце. Точно так же, как перемешиваешь ингредиенты в своем котле, пробуждая к жизни огонь и умиротворение, магию и любовь.
— Серьезно? — Хармони почувствовала, как все в ней застыло, а потом снова ожило. — Я хочу тебя поцеловать, но из-за зеркала не смогу дотянуться. Так что давай бросай его как можно дальше, чтобы не разбилось о камни.
Кинг так и сделал. Описав широкую дугу, зеркало упало прямо в воду.
— Ура команде! — Хармони победно попрыгала на месте, потрясая руками над головой. — Дайте мне О!
Со всей дури стиснув ее в объятиях, Пэкстон так крепко поцеловал ее, что едва не забыл собственное имя. Прервав наконец поцелуй, он глянул на море и развернул Хармони лицом к воде. Там, где упало зеркало, теперь резвились дельфины.
— Видишь, они празднуют освобождение Гасси.
Из-за длинного перистого белого облака выглянуло солнце и украсило место дельфиньих игр радугой.
Глаза Хармони подозрительно заблестели.
— Дельфин символизирует конец старой жизни и начало новой.
— Кстати о птичках, — вдруг вставил Кинг. — Когда сломалась трость, мне показалось, что стены вокруг моего сердца тоже рухнули, потому что в тот момент меня просто переполняли эмоции. А потом это кольцо… — Он взял ее за руку. — Неожиданный символ недостающей половинки моего сердца.
— Я чувствую себя почти так же, как тогда в лагуне.
— В лагуне, — эхом повторил Пэкстон, — было нечто большее, чем страсть. Потому я и сбежал.
— Да знаю я.
— Ты всегда знаешь обо мне то, чего знать не должна.
Хармони улыбнулась.
— Впервые оказавшись в замке, я читала тебя, как открытую книгу: каждое пришедшее тебе на ум сексуальное действие, каждое прикосновение, каждый поцелуй, который ты рисовал в своем воображении. Я знала обо всех твоих фантазиях. — Она смешно пошевелила бровями, стараясь казаться задумчивой. — А вот теперь я не могу читать твои мысли.
Бровь Кинга совершила всезнающий маневр.
— Ты, конечно же, хочешь, чтобы я разъяснил тебе, почему? Хорошо, разъясняю. Помнишь, как я говорил, что я из тех, кто женится крайне редко?
— Помню. Так же редко, как бывает голубая луна на небе. Голубая луна, кстати, бывает раз тридцать семь в столетие.
Пэкстон пристально вглядывался в лицо Хармони.
— А ты знаешь, когда это случится в следующий раз?
Ей так и не удалось скрыть улыбку:
— Я-то знаю, а ты?
Он загадочно улыбнулся:
— Через семь дней, считая с сегодня. Тридцатого июня снова будет голубая луна.
— А я нашла половинку кольца, принадлежавшую Лизетте, в полнолуние — первого июня, — подсчитала Хармони. — Это было первое полнолуние в этом месяце.
Лучики вокруг глаз Кинга не заметил бы только слепой. От его широченной улыбки у нее замерло сердце.
— А второе полнолуние — это как раз и будет голубая луна. И мы с тобой можем взять и разделить кольцо, став таким образом двумя половинками одного целого. У каждого будет по половине кольца. Романтичнее не придумаешь, скажи?
— Ага, сейчас грохнусь в обморок от переизбытка романтики. Это было предложение?
— Я же говорил, что у тебя острый язычок. Но я все равно тебя люблю.
— Да пошел ты! — Хармони вырвалась из его объятий. — Ты понятия не имеешь, что несешь. Ты меня любишь?
— Разве я не сказал этого, когда во время ритуала отдал тебе кольцо?
— Ни словечка, соломенная твоя башка!
Кинг покачал головой.
— С острым языком или без него, я люблю тебя, — прошептал он ей в губы, и от этих слов затрепетала каждая клеточка ее тела. Особенно досталось, конечно, сердцу.