– Разве? – Мягкое дыхание овеяло ее щеку, когда он скользнул по ней губами.
Она покачала головой:
– Ты просто желаешь мое тело.
Он мягко прикусил мочку уха, затем осыпал легкими, словно перышки, поцелуями изящную шейку.
– В самом деле?
– В тебе говорит чувство долга, – поспешно продолжила она. – Но если мы сделаем это, я буду опять серьезно скомпрометирована.
Приподняв одеяло, он скользнул под него.
– Обязательно будешь, потому что я намерен любить тебя до тех пор, пока мы оба не свалимся от изнеможения. Но это… – он помолчал, прижимаясь своей твердой плотью к ее бедру, – не имеет никакого отношения к долгу.
– Значит, просто вожделение. – Она попыталась отодвинуться.
Не позволив ей этого, он мягко прижал ее спиной к матрасу, обхватил запястья ее рук и удерживал их возле головы. В неясном грозовом свете их взгляды встретились.
– Пожалуйста, Кит. Пожалуйста, отпусти меня. Он медленно покачал головой:
– Не могу. Поверь мне, я пытался, но это просто невозможно. И хотя я, бесспорно, умираю от вожделения к тебе, мои чувства идут глубже, гораздо глубже. – Серьезно глядя на нее, он коснулся поцелуем губ. – Я люблю тебя, Элиза.
Вначале она подумала, что ослышалась.
– Что?
– Я люблю тебя. Мне следовало сказать тебе об этом раньше, но я был настолько глуп, что сам этого не осознавал. Когда тебя похитили… в общем, я понял, что моя жизнь не стоит того, чтобы жить, если тебя нет в ней.
Воздух с шумом вырвался у нее из легких, голова закружилась так, словно она упала и сильно ушиблась. Он не может говорить это, просто не может. Должно быть, она и вправду ударилась головой и у нее галлюцинации. Возможно, и похищение, и эти его слова о любви не более чем сон.
Мучительно-нежное поглаживание его больших пальцев по коже ее ладоней вернуло ее в реальность, давая понять, что все, что с ней случилось, происходит наяву. Его прикосновение вызывало трепет в теле, будоражило нервные окончания.
– Скажи что-нибудь, милая, – попросил он. – Скажи, сможешь ли ты когда-нибудь почувствовать то же самое, что чувствую к тебе я? Сможешь ли выйти за меня, и разделить со мной жизнь, и носить моих детей! Я знаю, ты хочешь детей. Поверь, для меня будет самым большим удовольствием подарить тебе столько детей, сколько ты захочешь. Все, что тебе нужно, – это сказать мне «да». Пожалуйста, Элиза, прошу тебя, скажи «да» и позволь мне посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать тебя счастливой.
Губы у нее задрожали, лавина эмоций росла, поднималась внутри ее, грозя затопить с головой, словно прорвавшаяся во время весеннего паводка плотина. Отвернув голову, она залилась слезами.
Кит потрясенно смотрел на ее слезы, чувствуя, как отчаяние наполняет его. Отпустив ее запястья, он на мгновение растерялся, убирая волосы с ее мокрых щек так нежно, словно гладил ребенка.
Однако, как бы ни было ему больно, он должен был спросить. Хриплым, надтреснутым голосом он все-таки выдавил:
– Значит, ты любишь его? Бреварда? Это за него ты на самом деле хочешь выйти?
Всхлипывая, она покачала головой:
– Н-нет.
– Нет? – Вконец сбитый с толку, он потер ладонью ее руку. – Тогда почему? Что такое, милая? Что случилось? Если ты не хочешь выходить за меня, я подожду. Я знаю, сейчас ты, возможно, не любишь меня, но…
Она приглушенно, прерывисто засмеялась сквозь слезы и обвила руками его шею, заставляя замолчать.
– Ш-ш, ты н-не понимаешь.
– Чего не понимаю?
– Что я люблю тебя. Люблю так давно, что уже оставила надежду, что ты когда-нибудь почувствуешь ко мне то же самое.
– Правда? Тогда почему же ты отказала мне, когда я просил выйти за меня?
Она шмыгнула носом и теснее прильнула к нему.
– Я думала, ты поступил так только из благородства. Наверное, большинство женщин согласились бы, но я не могла поступить так по отношению к тебе, да и к себе тоже. Мы оба не заслуживаем того, чтобы оказаться скованными целями брака без любви. Я не могла заставить себя удовлетвориться меньшим, чем полная мера твоей любви.
– И не должна была. Боже, каким же идиотом я был, что говорил о долге и чести, когда надо было сказать, как много ты значишь для меня! – Наклонившись, он прильнул губами к ее губам в медленном, нежном слиянии, от которого оба затрепетали. – Прости, что я был таким тугодумом. Сам не знаю, почему мне понадобилось так много времени, чтобы увидеть правду, чтобы узнать сокровище, которое я имею, которое все это время было рядом, прямо у меня перед глазами.
Ее губы изогнулись в ослепительной улыбке.
– Но теперь ты видишь меня, и это все, что имеет значение. Тут нечего прощать.
Радость, словно солнце, вспыхнула в его груди.
– Тогда скажи «да». Скажи, что будешь моей женой. Скажи, что будешь моей.
Ее глаза затуманились.
– Я уже твоя, Кит. Отныне и навсегда. Конечно, я буду твоей женой.
Прижавшись горячим поцелуем к ее губам, он скрепил их клятвы, обещания и узы самым древним, самым интимным способом, который только возможен между любящими мужчиной и женщиной.
Оба тяжело дышали к тому времени, когда он поднял голову, прерывая их пылкий поцелуй. Сгорая от желания, он стащил с себя сюртук и швырнул его на пол.
Проделав то же самое с жилетом, Кит взялся за застежки ее платья.
– Позволь, я освобожу тебя от этой мокрой одежды. Не хочу, чтоб ты простудилась.
Ее руки с нетерпеливо подрагивающими пальчиками легли ему на плечи.
– Да, мы оба должны быть осмотрительны.
Она лежала совершенно неподвижно, пока он снимал с нее тонкую полотняную рубашку. Наклонившись, чтобы завладеть ее ртом, он поглотил ее стоны наслаждения, которые она издавала, пока он одной рукой поглаживал ее, а другой развязывал ленту шемизетки, чтобы освободить грудь.
Снаружи дождь барабанил по крыше, ветер выл и стенал, словно привидение. Но Кит не слышал ничего, кроме неясного шипения, шелеста, тонущего в стуке собственного сердца, стуке, который усилился до почти оглушительного гула, когда маленькая ладошка Элизы скользнула ему под рубашку и погладила твердые мускулы груди.
Задрожав под силой ее все еще невинного прикосновения, он позволил ей гладить себя, порхать кончиками маленьких любопытных пальчиков по коже. Он словно горел в огне, настолько она воспламеняла его, зажигала от макушки до пальцев ног. Он громко застонал, когда она пальчиком обвела вначале один плоский мужской сосок, потом другой, прочертив каждый кончиком ногтя, прежде чем скользнуть ниже. Спустившись к самому краю брюк, она погладила живот, и этого оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть его к самому краю.
– Я еще не видела тебя, – пробормотала она с неосознанным кокетством.
Ему на миг пришлось стряхнуть с себя туман желания, чтобы сосредоточиться на ее словах. – Что?
– Когда мы первый раз занимались любовью, я совсем не видела тебя.
Он выгнул бровь:
– Не видела?
– Нет.
Его губы приподнялись в медленной расслабленной улыбке.
– Ну что ж, исправим это упущение?
Она кивнула, нетерпеливым выражением глаз подтверждая свой ответ.
Приподнявшись, он стянул рубашку через голову, почувствовав, как усилилось его возбуждение от ее восхищенного возгласа. Он затвердел еще больше, когда снял брюки и предстал перед ней полностью обнаженным.
– О Боже! – воскликнула она, уставившись прямо на ту его часть, которую он больше даже не пытался контролировать.
– Слишком, да? – спросил он и потянулся за одеялом. Она остановила его:
– Нет, не надо. – Щеки у нее порозовели от собственной дерзости, глаза метнулись в сторону. – Можно потрогать?
– Будь как дома.
Вместо того чтобы начать с той его части, которая явно молила о ее прикосновении, она положила ладонь ему на бедро. Его мышцы дернулись и напряглись под ее нежными, прохладными ручками, которые гладили его разгоряченную кожу, и она становилась еще горячее от каждой ласки.
Элиза сглотнула и отбросила в сторону свою стыдливость, сомнения и колебания. Кит учил ее быть уверенной. Он помог сделать из нее ту женщину, какой она теперь была.