— Думаю, он и сам понятия не имеет, — ответил Говард. — Сказал, просто валяет все, что на ум взбредет…
— Во всяком случае, это явно не лучшие его творения, — скривившись, произнесла Диллиан. — Если все слова похожи на тот кусочек про старушечий бунт, который мне попался, тогда он пишет откровенную чушь! Не пойму, какое применение нашел им Арчер и почему они действуют.
Диллиан опять нервно застучала носком туфельки в пол; снова повисло молчание, и пахли цветы, и журчал фонтан. Мисс Поттер, которая, конечно, разобиделась из-за того, что разговор идет без нее, снова предложила всем блюдо с бутербродами, но Диллиан грациозно отмахнулась, и Фифи с Катастрофой тоже. Говард все-таки взял еще две штучки.
— Не могу себе представить, чтобы милый мистер Сайкс написал чушь! В голове не укладывается! — сказала мисс Поттер. Молчание стало еще тягостнее, и она в отчаянии добавила: — Как странно, Диллиан, дорогая, а я и не подозревала, что у вас есть какая-то родня.
Диллиан иронично дернула плечиком:
— Да, нас в семье семеро.
— О, как я вам завидую! — всплеснула руками мисс Поттер. — Много братьев и сестер — это так здорово, так весело!
— Ничего веселого, — холодно отрезала Диллиан. — Мы совсем не ладим. Единственный, с кем я худо-бедно могу общаться, — это Торкиль. Арчер разговаривает только с Эрскином, а Хатауэй и Вентурус не желают знаться ни с кем из нас и между собой тоже. А Шик… тут у меня вообще нет слов!
Все это время Катастрофа не сводила с Диллиан пристального взгляда. И вдруг спросила:
— А вы в семье старшая?
— Нет, крошка, — ответила Диллиан. — Я — средняя, а по соседству — Хатауэй и Шик.
Говард взял три плюшки. Они были такие же вкусные, как и бутерброды, но тоже таяли на языке, и наесться ими не удалось.
— Погодите, вы же поделили между собой власть над городом, — сказал Говард. — Но как вам удается им управлять, если вы не разговариваете между собой?
Диллиан отмахнулась от него точно так же, как от блюда с плюшками.
— Сферы влияния были поделены с самого начала, когда мы только появились. Каждый брал то, что не хотели брать остальные. — Она слегка надула розовые губки. — Конечно, распределяли по старшинству, вот мне и досталась эта гадкая скукотища — полиция, закон и порядок. Но… — тут Диллиан усмехнулась, — скажем, Эрскину вообще выпали канализация и мусор, и поделом ему! Видишь ли, мой мальчик, изначально не предполагалось, что мы тут застрянем. Мы собирались развернуться и двигаться дальше. Потом Арчер подстроил эту неведомую ловушку, уж не знаю, в чем она заключалась, а только, похоже, мы здесь завязли. А теперь расскажи-ка мне побольше про этот договор, который твой папа заключил с Арчером. — Она подалась вперед и улыбнулась Говарду.
Говард благостно улыбнулся ей в ответ. От угощения, цветочных ароматов и журчания фонтана его разморило и клонило в сон, а боевой настрой куда-то улетучился, и Диллиан внезапно показалась ему очень славной. Но ответить Говард не успел — вмешалась Катастрофа. Она так и сверлила Диллиан глазами.
— Сколько вам лет? — напористо спросила она.
Диллиан рассмеялась — серебристо, но слегка недовольно.
— Какой непосредственный ребенок! Вот так вопрос!
Мисс Поттер с радостью ухватилась за возможность показать, как ей не нравится Катастрофа.
— Никогда, слышишь, никогда не смей задавать даме подобный вопрос! — с упреком сказала она. — У милой Диллиан нет возраста. Она — сама вечная женственность.
— Да ну вас, развели сироп! — Катастрофа презрительно фыркнула. — Хоть на что спорю, ей семьдесят, не меньше.
Лицо Диллиан окаменело от негодования. Мисс Поттер пришла в ужас. А Фифи наконец-то очнулась и вяло произнесла:
— Умолкни, Катастрофа.
Катастрофа встала.
— Сейчас буду вести себя плохо, — объявила она. — Может, вообще завизжу. Вот прямо чувствую — сейчас на меня накатит и я завизжу.
— Ох! — испугалась Фифи. — Говард, пойдем-ка отсюда.
Говард поспешно поднялся. Фифи права, надо сматывать удочки. Он пошарил под золоченым стульчиком и вытащил свою покалеченную сумку, но стул при этом упал на вазон с цветами, стоявший сзади. Диллиан перевела бесцветные от гнева глаза на Говарда, и тот почувствовал себя таким же невоспитанным, как Катастрофа.
— Извините, пожалуйста! — промямлил он, поднял стульчик и попытался распрямить примятые цветы в вазоне.