Им оказался пожилой господин, несколько растерянный, витающий где-то в лесах. Говорил он долго и красноречиво, явно обрадованный и вместе с тем озадаченный тем, что кто-то проявил интерес к его хибаре. Я терпеливо слушал, не проявляя особого желания заполучить эту развалюху на краю света. Головную боль можно обрести и бесплатно, размышлял я, зачем покупать ее себе в Свинхульте? Тут-то он и упомянул о сортире, просто между делом, как о мелочи более или менее курьезной. Сортир этот когда-то принадлежал Эсайасу Тегне-ру. Продавец рассказал следующее: сразу после смерти Тегнера, в 1846 году, в местечке Вестра-бю проходил аукцион, где распродавалась его домашняя утварь. Продавался даже деревенский туалет. Он потом долго стоял за пасторской усадьбой в Свинхульте. А теперь стоит тут.
В агентстве недвижимости округа Идре эту историю подтвердили: дом старый, полуразрушенный, а сортир овеян легендами. Меня словно околдовали. Профессор Берг из Лунда, председатель Общества Тегнера, поначалу просто не имел возможности вставить слово, когда я позвонил ему и забросал вопросами об аукционе, где распродавалось имущество писателя. Затем он что-то растерянно пробормотал и стал по привычке оценивать шансы определить происхождение рассохшегося объекта. Они оказались невелики. Сам профессор о данном предмете никогда не слышал, но мне стоит связаться с другим членом их общества. Она архивариус старой закалки. Если о сортире имеются какие-нибудь записи, то уж она-то непременно их отыщет. Я позвонил. Услышал, как дама медленно покачивает головой. Мой пульс вновь обрел свой обычный ритм.
Тремя днями позже она позвонила. Казалось, она бежала к телефону бегом, поскольку спрашивала, имеет ли сортир в Свинхульте два очка, немного запыхавшимся голосом.
— Да, он с двумя очками, — ответил я.
— Принадлежавший Тегнеру сортир с двумя очками действительно продали, — сообщила она.
При продаже хибары состоялись торги, и после стартовой цены я продержался еще довольно долго. Маклер сидел в Траносе с двумя телефонными трубками в руках. В одной был я, а в другой — спекулянт из Марианнелунда, который и купил дом за семьдесят три тысячи. Я же никогда об этом не пожалел. И только задним числом задался вопросом, зачем он, собственно, мне был нужен. Какой все это имело смысл? В голову приходил один-един-ственный ответ: мною двигало непреодолимое желание коллекционировать этот сортир. В качестве фетиша.
— Здравствуйте, господа, я совершил кругосветное путешествие, и у меня есть подлинный деревенский сортир Тегнера.
Нет, это никуда не годится, мухи значительно лучше. Они успокаивают нервы, только по-другому. Кроме того, за них не надо платить.
8. Загадка Doros
Одно-единственное исключение из своего железного правила собирать только на острове я все-таки сделал. Один из двухсот двух видов мух, выстроенных рядами в моих ящиках, является пограничным случаем. Принес его человек-спутник. Eristalis oestracea — ильница оводовая, крупный, мохнатый экземпляр.
Красивая муха с непредсказуемым поведением. Наверное, ей приходилось бороться за выживание, потому как ее бизнес-концепция с незапамятных времен, возможно на протяжении миллионов лет состоит в том, чтобы, подобно овце в волчьей шкуре, рядиться под отвратительного носоглотчатого овода (Oestris bovis). Они действительно очень похожи. Корова, к примеру, едва ли заметит разницу, да и кто другой тоже вряд ли. Проблема заключается лишь в том, что в наших широтах носовой овод уже давно истреблен. Вот что творит защищающее сходство. Так что если вы онемели от изумления при виде других насекомых с узорами столь причудливого свойства, что до них едва ли додумался бы даже обкурившийся сюрреалист, то вполне вероятно, что они просто подражают чему-то уже несуществующему.
Дать объяснение необычному явлению — это искусство, не больше и не меньше. Иногда отделаться от вопросов прохожих удается, только рассказав о ситуации с редким гималайским навозным жуком, который когда-то в больших количествах и с большим успехом проживал в величественных кучах помета мохнатых мамонтов, а теперь, подобно какому-нибудь русскому князю в изгнании, перебивается скудными экскрементами яка. Чем больше я об этом думаю, тем яснее становится, какой огромной ошибкой была замена названия "история природы" прозаическим термином "биология".