9. В тени вулкана
В ночь со 2-го на 3 февраля 1923 года разверзлась преисподняя. Впоследствии пережитое никак не отпускало Малеза. Оно превратилось в постоянно повторявшийся в его рассказах ударный эпизод, ставший с годами некоей основой для развития идей о сказочном острове, а может, и целом континенте, который погрузился в море. То, что земля у него под ногами сотрясалась, не оспаривали даже любители позлословить за его спиной. А без таковых не обошлось.
В ту зиму Малез вместе с двумя потрепанными жизнью русскими добытчиками пушнины путешествовал по пустынным местам. Они обитали где-то в бухте Ольги, на востоке Камчатки, в сотнях километров от ближайшего жилья. Чем именно он там занимался и по чьему заданию, как всегда, немного не ясно — можно строить любые догадки, но формальной целью являлось продолжение сбора зоологической коллекции для Государственного музея естественной истории, а также подготовка так и не законченного описания региона с привлечением многочисленных панорамных снимков с горных вершин. Жили они в палатках или в невероятно грязных лачугах из торфа и березовых бревен. Не вместе, а каждый по отдельности, на расстоянии нескольких десятков километров, чтобы, как говорилось, не мешать друг другу охотиться. Двустволка, карабин винчестер, мешок муки, соль и несколько соболиных капканов. Фотоаппарат, котелки и бодрое настроение.
Все начиналось хорошо. Метели, конечно, были страшные, а дни короткие, но уже месяца через два они смогли поменять белье, поскольку достигли горячих источников в долине между сопками. Их образ жизни был экстремальным по своей простоте. Ели они мясо, вареное или обжаренное. Диких оленей, медведей и птиц. Хлеб выпекался способом, до которого мог додуматься только оказавшийся в лесу холостяк: "Чтобы не тащить с собой или не мастерить миску для теста, охотники выкапывали ямку в муке прямо в мешке, вливали туда воду, сыпали соль, иногда соду, помешивая палочкой до получения теста; муку при этом брали с боков миски". Затем тесто варили в медвежьем жиру. Пропитание, не более того.
Как-то раз в начале февраля Малез в одиночестве отправился на побережье, чтобы забрать кое-какие предметы первой необходимости и припрятать свои трофеи на складе припасов, устроенном в нескольких сотнях метров от воды. За ночь выпал свежий снег, поэтому выбраться обратно оказалось труднее, чем предполагалось. Запряженные собаками сани были тяжело нагружены, а дорога пришла в полную негодность. Малез не видел иного выхода, как заночевать по пути в старой охотничьей лачуге — ветхой юрте, коньковая балка которой провисла под тяжестью торфяной крыши словно гамак. Он приготовил на имевшейся там печке скудную трапезу и развернул в темноте спальный мешок. Сразу уснул. Но вскоре проснулся, точно на море.
В ту ночь на Камчатке произошло мощное землетрясение. Малез описал эти события в своей первой книге "Охота и землетрясения". Рассказал о том, как едва сумел выбраться из юрты прежде, чем рухнул потолок, о невероятном грохоте, о березах, которые раскачивались и ломались, несмотря на царившее той ночью полное безветрие. Написал он и о полной неизвестности на рассвете, и о том, как позднее отыскал своих товарищей, живыми, но до смерти перепуганными. Их припасы на берегу, лодка и даже росший неподалеку от воды лес исчезли. Мощнейший цунами поднял многометровый ледяной вал, который подобно рубанку зачистил все на своем пути на несколько километров. Ничего не осталось. А толчки продолжались. "Первые три дня все сотрясалось примерно каждые пять минут, потом — каждые пятнадцать, а через месяц — раз в час, и когда я покидал эти места в начале июня, в день происходило от одного до трех толчков".
Русские отбыли уже через месяц. Они настолько боялись, что земля может уйти под воду, что задерживаться долее не решились. Они двинулись пешком на юг, в сторону Петропавловска, Малез же остался в гордом одиночестве, радуясь тому, что муки теперь хватит на дольше. К несчастью, волки загрызли его собак, но ему, похоже, удавалось сохранять присутствие духа, а потом подоспела подмога. В книге подробно и смачно рассказывается об искусстве жарки в яме медведя. "Жирные подушечки из соединительных тканей на подошвах лап медведя, способные раньше состязаться в упругости с гуттаперчей, настолько растекаются, что их можно есть чайной ложкой". Тоски по дому для него просто не существовало.