16. Доктор Орлик и я
На всякий случай я обзавелся анге-лом-хранителем. Доктором Орликом. Поскольку он бессмертен и является просто второстепенным персонажем, мне подумалось, что у него точно найдется время охранять мою судьбу. Он-то знает, о чем речь.
—Журчалки? — У Орлика сделался недовольный вид. — Меня они не волнуют. Я интересуюсь только Musca domestica.
— Обычной комнатной мухой?
— Именно.
—А вот скажите-ка мне, — снова перебил Утц, — на какой день Бог создал муху ? На пятый? Или на седьмой?
— Ну сколько раз повторять! — зашелся Орлик. — Мухи существуют уже сто девяносто миллионов лет. А вы все о каких-то днях!
— Крепко сказано, — глубокомысленно произнес Утц.
Да, находится он, следовательно, в коротком романе Брюса Чатвина "Утц" — в его лучшей книге, последней из написанного им перед тем, как смерть унесла его в январе 1989 года. Писатель вспоминает поездку в Прагу летом 1967 года, за год до танков, когда редактор журнала заказал ему статью о попытке Рудольфа II излечиться от депрессий коллекционированием экзотических предметов. Статью в дальнейшем предполагалось включить в солидный труд о психопатологии маниакального коллекционера, но из-за языковых проблем и лени, рассказывает писатель, чешская экспедиция оказалась совершенно безрезультатной и вылилась просто в приятный отпуск за чужой счет.
Плод она принесла только под самый конец жизни Чатвина, через двадцать с лишним лет.
Итак, снова в Прагу.
Близкий приятель и знаток стран за "железным занавесом" советует alter ego писателя разыскать Каспара Утца — эксцентричного господина, который в детстве нашел свое призвание в коллекционировании мейсенского фарфора, истинного чудака, владеющего в момент рассказа более чем тысячью статуэток — состоянием, хитроумно и счастливо пережившим Мировую войну и сталинские репрессии. Они встречаются в ресторане "Пструх", где Утц, как оказалось, каждый четверг обедает со своим добрым другом доктором Орликом еще с 1946 года. В ожидании появления доктора Утц рассказывает писателю, что Орлик — знаменитый ученый, специалист по паразитам у мамонтов, а также известный знаток мух.
Долго ждать нам не пришлось: вскоре двери распахнулись, и показалась исхудавшая бородатая фигура в лоснящемся двубортном костюме.
Из-за непредсказуемости Орлика этот незабываемый обед в самом сердце Праги грозит обернуться неприятностью. Начинается с того, что все трое дружно решают заказать карпа — единственное, что в тот день предлагается в ресторане. Писатель при этом замечает, что в написанное на нескольких языках меню вкралась ошибка. Английское слово carp оказалось перепутано со словом crap, на что он неосторожно указывает.
— В Англии, — сказал я, — мы называем эту рыбу carp. Crap означает нечто иное.
— Неужели? — удивился доктор Орлик. — Что же именно?
— Экскременты, — ответил я. — Дерьмо.
Орлика это безумно развеселило. Такие блюда, как Crap soup with paprika, Fried crap и Crap balls, сразу превращаются в чудесную забаву, что заставляет его прямо корчиться от смеха, не говоря уж о Crap å la juive — "дерьме по-еврейски", которое он твердо намеревается заказать, желая подразнить своего друга-еврея.
—А на закуску?
— Ничего, — отвечает Орлик. — Только дерьмо!
Писатель, который боится, что Утц скоро не выдержит, просто встанет и уйдет, предпринимает обходной маневр:
Я попытался перевести разговор на коллекцию фарфора Утца. Тот отреагировал следующим образом — втянул голову в плечи и безучастным тоном произнес:
— Доктор Орлик тоже коллекционер, правда он коллекционирует мух.
—Мух?
—Мух, — подтвердил Орлик.
Тут-то рассказчик и заговорил о журчалках. Англичане ведь известны своим умением поддерживать беседу в затруднительных обстоятельствах, и теперь он вспомнил о том, что во время путешествия по Бразилии видел нескольких особенно красивых журчалок. Однако Орлика, как уже говорилось, интересовали исключительно комнатные мухи, и он продолжил поддразнивать Утца, в частности набросился на Франца Кафку за его странноватое изображение насекомого в новелле "Превращение". Да, этот обед незабываем.