Блэр Стоунхейв.
Пробуждение было внезапным, напоминающим сильное и убийственное похмелье. Потолок ходил ходуном, будто кто-то положил меня в артефакт-центрифугу. То еще волшебное ощущение, я вам скажу. Ноги совершенно не слушались, а руки едва приподнимались над одеялом. М-да, я что, вчера что-то разгружала?
Медленно я приходила в себя, попеременно дергая мышцами, чтобы вообще понять, в каком состоянии сейчас находится организм.
Усилия были тщетными, потому что кто-то активно долбился в мою несчастную больную головушку, вызывая сопротивление и еще больший упадок сил. Определенно я сошла с ума. Казалось, что надо мной летает стая свирепых попугайчиков с противными голосами. Ненастоящих конечно, это я нафантазировала.
–Блэр, мать твою, наконец-то!
— Квоки, это ты? — узнала далекий голос в своих мыслях. Становилось понятно, отчего мне мерещатся пернатые. — Что произошло?
От ее кудахтанья хотелось прикрыть веки и больше никогда их не открывать. Чем бы я вчера ни занималась, мое поведение обнулило магический резерв и вызвало жесткое недомогание.
— Ясно, — выражения птицы я не видела, но чую, что она чем-то недовольна. — Пациент скорее жив, но с временной амнезией.
— Чем? — я не поняла ее ворчания и повернулась на подушке, устраиваясь поудобнее, чтобы сразу упереться взглядом в чужое спящее лицо.
И как поняла…
Как сразу все вспомнила…
–Так, — возобновила сеанс связи с фамильяром, — память вернулась. А ты где?
— Где-где! Во дворце! — натурально каркнула курица. Спасибо и на том, что без ругательств в рифму. — Давай, организовывай мою доставку, а я пока Лисси успокою, что ты в порядке.
Вот же, Ваох. Мне бы полежать еще пару часочков, выяснить, чем закончилось сражение на благотворительном приеме, а еще прояснить ситуацию с моим нахождением в постели Сеймура, но нет. Встану, лягу и поползу за средством передвижения.
Коря себя за беспечность, за то, что, дурочка, обозначила свой дар перед стражниками императора, застыла, прежде чем окончательно подняться с кровати.
Натурально засмотрелась на безмятежного дракона, забывшегося в спокойном сне. Когда еще мне представится подобная возможность? Едва мы остаемся наедине, нам вечно кто-то мешает: от суетливых матушек до доблестных воинов. Или не очень доблестных, я не помню, как вел себя Гордон.
Мне захотелось провести по чуть отросшим волосам Уилла, зарыться в них и забыть, что за входной дверью в особняк нас ждет миллион проблем, требующих решения. Мечталось об отдыхе, о свободном времени и свободе. Но едва я протянула руку над ним, мою кисть тут же перехватили.
Ваоховы звериные рефлексы!
— Блэр, ты пришла в себя, — Уильям понял, кого схватил и тепло мне улыбнулся.
С облегчением, с радостью.
— Да, — постаралась сделать вид, что меня нисколько не смущает двусмысленное положение. Подумаешь, лежим в одной постели, под одним одеялом, на мне рвано-драное, но все еще красивое платье, а я склонилась на мужчиной, касаясь его широкой груди. — Кажется, мне, — покрутила ладошкой в захвате и обвела глазами комнату. — Это называется «испортить репутацию».
Он усмехнулся по-ребячески, как юный мальчишка, обнажил белоснежные зубы и потянул руку к себе. С его хваткой я могла только подчиниться и оказалась полностью лежащей на дознавателе.
Все, это уже не кажется, это совершенно точно.
— Ты только за нее переживаешь? — спросил меня наглец, убирая мои непослушные прядки, нависшие на лице. — Знаешь, я об этом думал…
— Надо ехать за Квоки, — перебила его и попыталась скатиться с мощной фигуры. — А еще я хочу знать, чем закончилась схватка.
Разговор об отношениях, это не то, что мне сейчас нужно. Между нами слишком много условностей.
— Бежишь? — он не отпустил, но грустно вздохнул, сразу изменившись в лице.— Ты вчера свидание со мной выкупила.
Помню, помню свою странное помутнение. Как будто это не я, а кто-то чужой с яростным оскалом оберегал чешуйчатого от других желающих дамочек. Понятия не имею, что на меня нашло. Никогда себя так не вела.
— Вчера я была дурой, а сегодня у меня рабочее озарение.
— Ты стесняешься!
Я помотала головой.
— Нет, это озарение.
— Ладно, позже обсудим, что накопилось, — смирился он с моей стыдливостью и несговорчивостью. — Надо вызволять твоего фамильяра, поговорить с Его Величеством, а еще твой друг меня прошлой ночью чуть на тряпки не пустил.