— Да что тут говорить, — одна мысль и настроение сразу по наклонной едет, — он меня обманул. За дурочку держал. Оказывается, у него другая девушка на примете была. Красивая, элегантная, из его круга. Мне до нее как до Эвереста.
Знойная брюнетка по имени Катерина и правда произвела на меня очень сильное впечатление, однако о том, что ей Тимур был совсем не рад, решила умолчать. Идеальный предлог — поигрался и бросил. Какая уж теперь разница, что городить.
— Мирослава, — бьет деревянной ложкой по лбу, — ты глупости мне тут мне не болтай. Это ей до тебя как до луны.
— Ты ведь ее даже не видел!
— Зато я вижу тебя, — тормошит за плечи, — глупенькую, наивную девчушку, которая считает кого-то лучше себя.
— Эй!
— Разве я ошибаюсь? — ставит сковородку на стол и устало выдыхает. — Ну, а если серьезно, я бы с удовольствием этому мудаку рожу начистил, и одним бабником меньше.
— Как будто ты другой, — я усмехаюсь, вспоминая его похождения, и начинаю уплетать вареники. Они еще очень горячие, вместо начинки практически одно тесто, но на голодный желудок такое съедается в два счета. Вкуснотища. — Боже, Никита, ты лучший.
— Знаю.
Он продолжает допытывать, не понимая мотивов Раевского, но я отмахиваюсь, ссылаясь на то, что не хочу даже об этом думать. Теперь всё позади, а пустота внутри однажды обязательно заполнится.
10
Следующее утро выдается на редкость теплым и спокойным. Я просыпаюсь без головной боли, чувствую себя свежей и отдохнувшей. Посиделки с братом помогли — мое сердце успокаивается, руки не трясутся, и впервые с момента пробуждения нормально работает рассудок. Нет ни паники, ни отчаяния. Контроль над жизнью снова в моих руках.
Я не спешу и немножко нежусь в лучах солнца, пробивающихся сквозь серые занавески. Требуется немалое усилие, чтобы заставить себя встать и вспомнить о насущных делах. Хорошо бы после завтрака позвонить начальнице и выбить право вернуться на работу, ведь скоро деньги снова станут проблемой. Я почти истратила все накопленные средства, скоро за квартиру платить.
Конечно, Раевский перевел мне «аванс», но я не собиралась к нему притрагиваться. Рано или поздно он явится по мою душу, и тогда я верну ему все до последней копейки. Только так смогу уйти с чистой совестью.
Мобильник стоит на зарядке, и я решаю пока его не трогать, а то сразу градом посыплются сообщения и пропущенные звонки. Хоть позавтракаю спокойно.
— Ну ты и соня, — бросает Никита, даже не глядя в мою сторону.
Его ноутбук занимает почти весь обеденный стол, время только около десяти, а он уже по уши в работе.
— Сегодня же выходной, — я выглядываю из-за его плеча и вижу кучу странных символов. Не понимаю, как он в этом разбирается.
— А я и отдыхаю. Новую программу тестирую.
Я усмехаюсь и шлепаю в ванную, чтобы привести себя в порядок. Потом возвращаюсь на кухню и придирчиво смотрю на содержание холодильника.
— Ты что, только заморозками питаешься?
— Погрей молоко и съешь с хлопьями.
Я киваю. Не хочу мешать ему работать, поэтому вместе с тарелкой ухожу в гостиную и устраиваюсь в кресле. Включаю телевизор, чтобы на фоне что-то посмотреть. Безразлично мотаю каналы, пока не слышу знакомую фамилию.
Раевский то, Раевский сё.
Ненавижу! Теперь сиди и вздрагивай каждый раз, когда в газетах или новостях мелькает его высокомерное лицо.
Выключаю прежде, чем успеваю что-то услышать, и всячески давлю свой интерес. Любопытство кошку сгубило. Пора и мне это усвоить.
Помыв посуду, подсаживаюсь к Никите и вижу, что он уже по интернету лазает. Мониторит рандомные сайты и, кажется, всячески отвлекается. Будто специально игнорирует.
Через несколько минут я уже полностью убеждаюсь в том, что что-то не так. Он отстранен, холоден и непривычно серьезен. Широкие брови сходятся на переносице, уголки губ опущены, взгляд расфокусирован.
— Никит, что-то случилось? — робко спрашиваю.
Непривычно видеть такую перемену. Того и гляди глаза задергаются.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Чувствую холодок в районе лопаток. Скользкая догадка ошпаривает с ног до головы.
Неужели…
Я сглатываю и напускаю на лицо скуку. Как же я сразу не заметила, что он сам не свой.
— Например?
— Например, — хмуро повторяет, — почему ты вчера тусовалась с Димой? Значит, когда я пытался вас свести, ты на меня дулась, а в итоге сама с ним встретилась, да еще и обжималась.
— Что? — пытаюсь защититься. — Я ни с кем не обжималась.
— Сама полюбуйся, — мышкой щелкает на какой-то сайт и во весь экран разворачивает некачественную фотку.
Видно плохо. Темно, да и уличный фонарь прилично замылил снимок, однако место я узнаю. Как-никак только вчера там была.
— Откуда? — я сжимаюсь.
— Рано утром выложили.
К счастью, на фотке непонятно, где мы стоит, зато прекрасно видно мое лицо. Усталое, измученное и почему-то довольное.
Верно, поймали момент, когда я вспомнила о том, что капризы Раевского позади, а Дима в это время как раз беситься начал. Это он дернул меня на себя и не отпускал. Я бы так близко в жизни не подошла.
Но это известно только мне. Все остальные видят пикантную парочку, спрятавшуюся в темном переулке. И, судя по заголовку, не нужно быть гением, чтобы понять, что мужчина рядом со мной — не Раевский. У того волосы темнее, плечи шире да и телосложение на порядок мощнее, не говоря уж о росте.
Никита подтверждает мои опасения.
— Тебя называют изменщицей.
— Глупости, — сдавленно смеюсь, — на фотке мы просто стоим и обнимаемся. Как брат с сестрой.
— Ну-ну.
Я привстаю, не в силах усидеть на месте, и начинаю шагами мерить комнату. Паникершу рано включать, ничего особо и не случилось.
Ну да, не случилось!
Меня всего лишь будет ненавидеть половина города, включая маму, знакомых с универа и коллег, Раевский оторвет голову, а репортеры до нервного срыва замучают.
Ничего особенного. И правда, чего я волнуюсь?
— Мир, так ты мне объяснишь? — Никита поднимает голову. Смотрит со смесью горечи и разочарования.
Говорю часть правды.
— Между мной и Димой ничего нет. Мы случайно столкнулись, и он меня успокоил. Вот и всё.
— Почему мне не сказала?
— Не хотела, чтобы ты волновался.
Мне до невозможности хочется все ему рассказать, но я понимаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Разговор не клеится. Совесть мучает.
— Никит, ты же знаешь, что я безумно тебя люблю и доверяю тебе как самой себе?
— Ладно. Я понял, извини, что накинулся.
Я выпячиваю мизинчик, как мы делали в детстве, и требую от него точного ответа.
— Мир? Поклянись!
— Мир, — устало выдыхает и через силу улыбается. — Я не умею долго на тебя сердиться, хотя временами и хочу вправить тебе мозги.
— Спасибо, братец.
Я крепко его обнимаю и прошу дать новую одежду. Не могу же я в пижаме домой ехать.
Через несколько минут он приносит мне старые шмотки, которые я оставила: рваные джинсы, толстовка и белая кепка. Последней я особенно радуюсь — натяну на лоб и никто не узнает.
— Будь осторожна, — дает наставления, — если будут проблемы, сразу звони.
Я киваю, запихиваю в сумку телефон, беру некогда красивое платье, от которого остались одни лохмотья, и туфли. По дороге выброшу.
Выхожу в подъезд, спускаюсь по лестнице и толкаю дверь на улицу. Слева сразу нахожу мусорку и избавляюсь от бирюзового кошмара вместе с каблуками.
Делаю несколько шагов в сторону метро, как вдруг…
За спиной раздается хлопок двери, а следом и леденящий душу голос с хрипотцой.
— Нагулялась, Мирослава?
Сердце подскакивает, и из-за его биения я с трудом распознаю тяжелые, но медленные шаги.