Думает, что я уже никуда не денусь, поэтому и расслабляет поводок. Все закономерно, но лучше бы он придержал коней и не добивал меня словами о чем-то настоящем.
Надев домашние шорты и футболку, прочно спрятанные в комоде Тимура, я поспешила вернуться в комнату. По дороге меня окликнул тихий голос.
— Вы уже проснулись?
Я обернулась и увидела опрятную, невысокую женщину в фартуке. В руках она держала стакан шипящей воды. Должно быть, экономка.
— Доброе утро, — я кивнула и собралась пройти мимо, но она придержала меня за локоть.
— Выпейте это. Вам полегчает, — заметив мой подозрительный взгляд, женщина поправила очки на носу и пояснила, — ничего криминального, просто легкое седативное.
С чего это Тимур решил, что я буду бунтовать, раз даже из его дома ни разу не сбегала, вела себя послушнее кого-либо?
Не понимаю.
— Эм, спасибо, — для вида беру стакан. Не нужны мне успокоительные, я и так спокойна как бык. — А вы..?
— Нина, — видит, что я собираюсь улизнуть, и снова окликает. — Завтрак уже готов.
— Я не голодна.
Мне неловко перед доброжелательной женщиной, но что-то кажется, что улыбается она неспроста. Или я просто надумываю.
— Съешьте хотя бы чуть-чуть, а то с голодухи можно и сознание потерять, — ее светлое и полное родинок лицо озаряется мягкой улыбкой.
— Нет, спасибо.
Поворачиваюсь к двери, чтобы скрыться от настойчивого взгляда, и глухо стону, услышав хриплый голос с первого этажа.
— Мира, спустись.
Плетусь за экономкой и застаю Раевского за документами. На столе дымится свежеиспеченный пирог, а рядом — две кружки с кофе.
Я присаживаюсь на другую сторону стола и с усмешкой отмечаю, что на лице Тимура нет ни капли усталости или сонливости. Волосы мокрые, рубашка неряшливо заправлена в брюки, глаза сосредоточены на бумагах.
— Ты что-то хотел?
— Поешь, — говорит, не поднимая головы.
Только жилка на шее пульсирует, выдавая его напряженность.
Отрезаю себе маленький кусочек и не могу удержаться от сарказма.
— Выпей, — протягиваю стакан с успокоительным, — тебе это явно больше меня нужно.
— Это вряд ли.
— Лена к нам не спустится? — хочу поговорить с кем-то более приветливым.
А то от Раевского только агрессией хлещет.
— Нет. На свадьбе ее тоже не будет, — наконец отрывает глаза от бумаг и смотрит прямо на меня. Долго смотрит, причем с таким усердием, словно дыру хочет прожечь. — Не говори ей ни о чем.
— Я молчок, — бесстрастно отвечаю и зубами вонзаюсь в пирог. Как бы не подавиться под таким давлением.
Но выпечка вкусная. Даже с учетом того, что кусок в горло не лезет, я оставляю тарелку наполовину пустой. Допиваю кофе, гадая, сколько еще времени он будет таранить меня странным взглядом.
— Смотрю, ты сегодня энергичная, — сухо роняет, скрещивая руки на груди. Видимо, интерес к отчетам напрочь пропал.
— Да, вот тебя увидела, и сразу настроение поднялось, — елейно воркую, чувствуя себя бессмертной.
Если и помирать, то с музыкой.
— Правда смирилась? — он мне не верит.
Ладно, для вида посопротивляюсь, чтобы успокоился, а то заподозрит еще.
— Нет, конечно. Всю ночь мозговым штурмом решала, как тебе церемонию испортить.
— И как? — интересуется с какой-то язвительностью.
— Твой дядя был прав, — легкомысленно бросаю в ответ, — я слишком зеленая для того, чтобы что-то испортить.
Тимур резко втягивает носом воздух и сжимает руки в кулаки. В его взгляде пляшут сотни демонов, но он не дает им выхода из-за внезапного визита стилиста. Я сразу вытягиваюсь, понимая, что шутки подошли к концу, и послушно отдаюсь ее рукам, которые снова творят чудеса.
Время стремительно набирает обороты. И чем ближе церемония, тем сильнее я хочу сбежать, потому что, несмотря на всю осторожность, я буквально задницей чую проблемы.
Белоснежный шелк струится по телу, облегает талию и точечно повторяет изгибы. Я смотрю на свое отражение и понимаю, что не могу двинуться с места. Мышцы немеют, посылая пронзительную дрожь, а кончики пальцев неверяще дотрагиваются до платья. Я будто сплю и все никак не могу проснуться. Живот сводит от переживаний.
Сзади снова хлопает дверь, а я дергаюсь как от пощечины, глядя на Раевского в смокинге. Черные брюки, в тон галстук и пиджак. Тяжелые ботинки лязгают по полу, стальные мышцы перекатываются под белой рубашкой.
Возможно, у меня жалкое выражение лица, ведь мужчина говорит обманчиво мягко.
— Нам пора.
Удрученно отворачиваюсь. Хорошо бы нам в разных машинах ехать, но это уже за пределом мечтаний.
— Жених не должен видеть невесту до свадьбы, — тяну резину, потому что уверенности мне не хватает.
Да и тот стакан с успокоительным бы сейчас не помешал.
— Это в реальных свадьбах, — Тимур усмехается, — ты же нашу таковой не считаешь.
Резонно.
Садимся в машину, и тут меня ошпаривает.
— Мой паспорт! — порываюсь выйти, но Тимур придавливает к месту.
— Я всё взял.
Платье сковывает тело, а его мрачный взгляд стискивает похлеще любой ткани.
Медленно повернувшись, встречаюсь с его глазами. Чувствую руку на бедре и пальцы, мнущие ткань, и прошу лишь об одном…
— Ты же не открывал мой паспорт? — идиотский вопрос.
По-настоящему глупый, но я спрашиваю, потому что стылый холод, которым веет от Раевского, начинает до дрожи цеплять. Никакое солнце не отогреет.
— Прости, — он говорит лишь одно слово и точно бьет прямо в цель. Наотмашь.
По наитию усмехаюсь, чувствуя, как истерика подкатывает прямо к горлу. Сердце пропускает несколько ударов, прежде чем я нахожу в себе силы откашляться и спросить снова.
— За что извиняешься?
Та самая ситуация, в которой слова лишние. Что ни скажи — будет только больнее.
— Я развел тебя.
Да он меня капитально разводит, причем ежедневно и ежесекундно, однако сути это не меняет. Как ни сформулируй, будет алое пепелище, кричащее об опасности.
Выдаю ироничную усмешку. Просто защитная реакция.
— Развел на бабки или как-то по-другому?
Он ждал этого разговора. До последнего молчал, и я даже понимаю почему.
Я бы не вела себя так покорно, если бы знала, что все насмарку.
Вместо ответа протягивает паспорт. Доли секунд, и я лечу в преисподнюю. Холодными пальцами бросаю паспорт обратно. Перед глазами мельтешит лишь одно: «зарегистрировано расторжение брака».
И когда?
В день покупки щенка. Вчера, черт возьми.
Когда он говорил о чем-то реальном и заставлял меня улыбаться. Когда я мучилась и терзалась, боясь собственными руками навсегда вычеркнуть его из своей жизни.
Я боялась, а он — нет. И даже не собирается за это извиняться, потому что на деле ему ни хрена не жаль.
Одно «прости» и забыли, да?
— Останови машину.
— Мира, — касается рукой.
— Не трогай! — бездумно дергаю дверную ручку, но та, разумеется, заперта.
Какая же я идиотка.
Вырываюсь и бью по его груди, но он только сильнее наседает. Буквально пригвождает меня к сиденью авто.
— Я пошлю тебя, Раевский. Клянусь богом, пошлю прямо у алтаря и посмеюсь, когда ты получишь отказ перед всей публикой.
— Мира, я не так глуп, чтобы на собственную свадьбу пускать папарацци, — приближает ко мне свое холодное лицо и, уже не скрывая эмоции, добавляет, — твоего ответа никто и не ждет. Достаточно присутствия.
— Как ты, черт возьми, это провернул? — сипло выдыхаю, вдруг потеряв голос. — Без моего согласия, без согласия Димы!
— Пай-мальчик умный. Проблемы ему не нужны, так что не спросил я только тебя.
Только?!
— А паспорт? — передергиваю плечами, избавляясь от силков.
Все равно бежать некуда. Как двери откроют, тогда шанс и появится.
— Надо было лучше прятать свою сумочку.
Нет. Надо было бежать в ту же секунду, когда он впервые притянул меня к себе и заявил свои права. Именно в тот момент начались шутки и игры на публику.