А сегодня они закончатся.
13
Я чувствую себя так, словно до этого была слепой, а сейчас наконец-то прозрела. Его рука, накрывшая мою сверху, острый взгляд, хватающийся за каждую эмоцию, и напряженное положение тела, готового в любой момент рвануть вперед и снова пригвоздить меня к месту…
Всё кристально ясно. Цель прежде всего. И пусть мне хочется заорать во всю глотку, я этого не сделаю. Что такое штамп в паспорте? Простая формальность. Плевать мне на него. Вон, за Димку без сомнений выскочила. Теперь за Раевского выйду.
Никакой разницы. Только разные фамилии.
Я использовала Диму, а Тимур — меня. Возможно, это карма.
Дерьмовое оправдание.
Мы подъезжаем к шипиловскому загсу и паркуемся с другой стороны. Я смотрю на Тимура и усмехаюсь. Ход его мыслей мне понятен: привлечь как можно меньше внимания. А орущая невеста не особо в это вписывается. Вот и приказал рядом с парком встать. Тут тебе и деревья, и огороженная территория — далеко не убежишь.
— Тимур, — звук собственного голоса посылает мороз по коже, — могу я тебя попросить кое о чем?
— Конечно, — с легкостью соглашается.
А я поджимаю пятки и в струну вытягиваюсь, чтобы проще было. Не дай бог голос надломится.
— После всего этого, — киваю на красивое здание с витыми колоннами, — пообещай мне, что я больше никогда тебя не увижу.
С замирающим сердцем улавливаю перемены. Как сквозь маску хладнокровия на его лице проявляется что-то еще. Что-то такое, во что я никогда не поверю, потому и отворачиваюсь. Не могу взгляд вынести, литрами горечь глотаю.
Похоже, не это он ожидал услышать.
— Не проси невозможного.
Фраза будто по слогам до ушей долетает. Звучит как издевка.
С учетом того, что он провернул за моей спиной, разве есть что-то невозможное?
— Ладно, — желчно выплевываю, — тогда можно я тебе врежу?
Ладонь на самом деле жжет от непереносимого желания пройтись по дьявольски красивому лицу, но, когда я выдаю откровенно неразумную просьбу, не ожидая ничего, кроме усмешки, Тимур поступает еще более глупо.
— Давай.
Чего греха таить — я бы с радостью, но даже если хорошенько вмажу, легче мне не станет.
Мотаю головой и торопливо выхожу на улицу. Мне сейчас не пощечину залепить нужно. Он наверняка даже не почувствует. Груша для битья лучше подойдет.
В тишине мы доходим до загса. Точнее, я под конвоем в виде будущего муженька и его верного охранника доползаю до «священного» места. Здесь слезы счастья роняют, а у нас на лицах ни одна мышца не дергается.
Как и ожидалось, из гостей лишь дядя Тимура и парочка незнакомых мне людей. Сомневаюсь, что даже Раевский их знает. Чисто для отвода глаз привели.
— Давайте начнем.
Акриловая шкатулка в его руках. Кольца, тяжким бременем отпечатавшиеся на безымянном пальце. Всё через муть в глазах подмечаю.
В торжественном и просторном зале настолько тихо, что наши шаги эхом отдаются от стен и высокого потолка. Всю речь я пропускаю и даже успешно отмалчиваюсь в момент, когда стоит говорить лишь одно.
Да.
Я вздрагиваю, внезапно ощутив, как горячая рука Тимура скользит по спине, обнимает за талию. Воздух из легких выбивает.
— Я согласна, — резко выдыхаю и немного отстраняюсь. Одно слово, а дается через силу.
Его «да» звучит куда убедительнее моего.
Даже думать не хочу. Белый шум в голове. Ноги не держат, еще и платье тело сдавливает.
Надеюсь, мы пропустим идиотскую часть с поцелуем, но, кажется, зря.
— Можете поцеловать невесту.
Всё это формально, чисто для вида и пары фоток, которые обязательно выйдут в желтой прессе. Я это понимаю, Тимур это понимает, но все равно поступает по-своему.
Весомо надавливает на талию, притягивая ближе, и резко впивается в губы. Чтобы было удобнее, хватает за волосы, наплевав на прическу, и запрокидывает голову. Углубляет поцелуй, жадно смакуя каждую минуту.
А мы ведь не одни. И оттого еще более неловко.
Я подписывалась на фейковые отношения, а тут даже близорукий разглядит, что притворством и не пахнет.
В голове странно шумит, лицо вспыхивает, а сердце несколько ударов пропускает.
Ненасытная ласка губ все мысли выбивает. Чувствую, что еще немного, и я окончательно рехнусь. Тихонько ладонью отталкиваю.
Горящие губы с трудом поддаются.
— Хватит.
На этом всё и заканчивается. Взгляд Раевского проясняется, хватка слабеет, и я тут же отстраняюсь.
Без слов иду к выходу, сдерживая ненавистные слезы и стараясь не оборачиваться. Я свою часть выполнила. Теперь его очередь.
Тимур потеряет ко мне интерес, забудет и наконец-то заживет своей крутой жизнью. Не знаю почему, но от этой мысли легкие тисками сковывает. Становится и легко и больно одновременно.
Не думала, что так бывает.
— Мирослава, — меня догоняет Сергей, — вы не подождете в машине?
Еще бы. У Раевского ведь дела поважнее — надо наследство получить, с бумажками разобраться.
— Конечно, — соглашаюсь, чтобы не спорить, и беру ключи.
Хватит на сегодня потрясений.
Как послушная дурочка иду к машине, но лишь для того, чтобы забрать свою сумку. Там телефон, ключи от дома и немного денег. Достаточно, чтобы купить несколько шмоток и переодеться.
Тачку оставляю открытой, предварительно бросив ключи на переднее сиденье. Вряд ли угонят. Да и в случае чего Тимур мало что потеряет. Новую найдет.
В ближайшем магазинчике, смахивающем на секонд-хенд, беру юбку с длинной водолазкой, кроссовки и на месте переодеваюсь. Не совсем мой размер, но жмет поменьше свадебного платья, которое я оставляю в примерочной. Мало ли, вдруг кому пригодится.
Мне теперь уж точно не нужно.
Ловлю такси и вскоре добираюсь до дома. Все дни в голове спутались, поэтому я по-настоящему удивляюсь, обнаружив внутри Алинку. При виде меня подруга срывается с места и крепко обнимает, позволяя опустить чугунную голову на ее плечо.
А дальше слова льются из меня потоком. Все быстрее и громче, пока я не начинаю задыхаться от собственных воплей.
— Тише, Мира, тише, — успокаивающе гладит по спине.
Я выкладываю абсолютно все, потому что чувствую, что если это не сделаю, то просто взорвусь от массы эмоций. Алина только слушает, позволяя мне выговориться.
Глаза стекленеют, а в голову приходит еще более абсурдная вещь.
— Давай сходим в клуб. Я хочу оттянуться.
И рот затыкается на моменте, когда хочу сказать правду.
Хочу забыться.
Через пару часов слезы заканчиваются. Я чувствую опустошение и приятную пустоту, словно вулкан потрясений наконец-то выбрался на свободу и жалящим пламенем к чертям отрубил все живое. Пустая башка, тихое сердце и расфокусированный взгляд.
Свернувшись калачиком на диване, смотрю на стол, заставленный горячей и домашней едой. Алина приготовила. Пахнет вкусно, но желудок узлом закручивает. Мотаю головой на предложение поесть.
— Так нельзя, — упрямо закидывает котлеты в тарелку, — что теперь, из-за каждой свиньи себя голодом морить?
— Не надо. Не напоминай, — нервы и без того хлипкой ниткой натягиваются.
Того и гляди треснут.
— Ладно. Съешь хотя бы половину, и я отстану.
Раздается звонок. Кто-то яростно тарабанит в дверь, и я уже успеваю подумать о том, что Раевский по мою душу явился, однако тут тишину сотрясает женский голос. Злой такой.
И я его узнаю. Уж лучше бы Тимур приперся.
— Не открывай, — одергиваю подругу. — Ей здесь не рады.
А сама сомневаюсь. Мама приходит только в двух случаях. Первый — проверить, жива ли я. И второй — похвалиться дорогими дочурками своих знакомых, которые уж точно лучше меня. Не хамят, родителей уважают и пятки им целуют.
В моем случае уважать особо не за что.
Почему пришла? Из-за новостей? Раевский уже запустил свою гранату в виде фоток со свадьбы?