— Это было бы бесчестно! — возмутился Михаил, нимб над его головой опять замигал. Эта истеричная цветомузыка действовала на нервы.
— Зато эффективно, — пожал плечами Илья.
Он старательно отводил глаза, цепляясь за привычную манеру поведения, но теперь она была напускной, а там, внутри, клокотала непонятная мешанина пугающих его чувств, с которыми он никак не мог совладать.
— Я решил, что мой долг быть справедливым, — надменно, словно делая Илье великое одолжение в ущерб своему драгоценному времени, произнес ангел. — Даже мразь вроде тебя имеет право попробовать оправдаться.
— Спасибо, за столь великодушную возможность, — иронично поблагодарил Илья, но все же задал давно мучавший его вопрос. — Я тебя вроде не знаю. Камон, и что же мне вменяется в вину?
Михаил долго молчал, нимб над его головой ярко пыхнув светом, ослепил Илью, и притух. Ангел тихо процитировал:
— «Ты можешь, как мальчишка, Сбивающий репьи, Крушить дубы и скалы, Но ни земли моей Ты не разрушишь, Ни хижины, которую не ты построил, Ни очага, Чей животворный пламень Тебе внушает зависть»[1].
Илья скривился, только метафоричных красивостей их странной беседе сейчас не хватало.
— Окей, тебе так не понравилась моя маленькая революция? Это лишь значит, что ты не такой филантроп и гуманист, как сам о себе думаешь. Это ведь сущность человека — нести друг другу страдания и разрушения. Не я это придумал, я лишь подтолкнул их, — попытался наобум оправдаться Илья.
Илья знал за собой эту вину. Однако не успел договорить, как понял — не то двигало архангелом. Мало ли сколько это древнее существо повидало на своем веку революционеров. В истории были персонажи и куда хуже, пролившие реки крови и сотворившие такие дела, что Илье до них было, как до Москвы раком. Причина ненависти архангела была какая-то другая более личная, более значимая…. Но что он, Илья, мог такого сделать архангелу?!
— Что ты можешь знать о сути душ человеческих?! Ты ошибка мироздания, моя личная ошибка — с раздражением выдохнул Михаил. — Тебя не должно было быть… Ты… Ты — урод. Я наблюдал тебя за несколько недель до твоей смерти. Ты принес за собой хаос. Бездну, что пожирает мир. Знал бы заранее — не дал бы тебе коптить свет Божий, а теперь все погибает по моей вине, если только не найду способ все исправить.
Илья поморщился — Михаил говорил путано и непонятно. Обычно так говорят, когда человеком движут сильные эмоции, и он сам не может осмыслить толком своих мотивов. Но перед ним был ангел, а не человек.
Сила была на стороне Михаила — значит нужно играть по его правилам и продираться к сути его претензий, а там, возможно и договориться. Илья всегда умел договариваться, и сейчас это умение было как никогда кстати.
— Поздно, обезглавив революцию, ты лишь создашь для толпы кумира. Надо было раньше суетиться. А ты, любуясь небесными зефирками, упустил момент и проворонил приход антихриста, — цепляясь за такую знакомую ему язвительность, усмехнулся Илья.
Он специально и дальше продавливал отпавшую версию с революцией, чтобы Михаил, возражая ему, незаметно для самого себя открыл истинную причину своего желания поскорее расправиться с Ильей.
Так оно и вышло, но Илье не пришлось порадоваться победе — она внезапно обернулась поражением и отозвалась жгучей болью и горечью.
— Ты не антихрист, ты нефилим. Ты чудовище, которое пожрало душу собственной матери! — сквозь сжатые, мелкие зубы с ненавистью выплюнул Михаил. — По твоей вине она не попадет ни в рай, ни в ад, не переродится для новой жизни! Она распалась, и ее поглотил вечный Хаос на моих глазах.
— А тебе-то что с того?! — удивленно огрызнулся Илья.
Сделалось паршиво. Память услужливо подсунула ему воспоминания о маме. Нет, вспомнил он не ту измученную и состаренную его подлыми выходками женщину, а другую, юную и задорную, с теплыми руками и приятным голосом.
Она наклонялась к его манежу и, взяв игрушечных единорога и дракона, разыгрывала перед Ильей сцены давних сражений. Илья тогда еще умел смеяться победе доброго единорога над злым змием — великой победе архангела Михаила над силами зла. Тогда он еще умел ждать героя домой вместе с мамой.
Что же случилось потом? Как будто пелена безразличия упала на душу. Смутно вспомнился какой-то сад и черный ящик с бездной внутри. Но то был скорее сон, чем явь.
— Это и моя вина тоже, — с усилием признался Михаил и на его скулах заиграли желваки. — Я… Я любил ее иначе, чем других. Я не хочу перед тобой тут распаляться. Ты слишком ничтожен, чтобы понять. Но Мария. Она была другой. Мы были близки. Ближе, чем должно. Моя противоестественная любовь сгубила её.
Илья напрягся. Мысль заметалась в голове, но он никак не мог её ухватить. Пока она дрожью не прошла по всему телу. Вмиг подбросив его на ноги и заставив закрутиться по пещере волчком, чтобы хоть как-то успокоить эмоциональный всплеск.
Так вот кого ему напоминал все это время Михаил. Копию этого лица он наблюдал двадцать один год своей жизни в зеркале. Да и отчество у Ильи было Михайлович. Слова матери: «Твой отец — ангел» — приобрели новый смысл. Стало обидно за маму и себя. Захотелось закрыть голову руками, отмахнуться от этой догадки. В горле засаднило, и на глаза выступили слезы, он поспешно сглотнул ком. Хотелось сказать Михаилу о чем-то важном, но о чем, он так и не смог сообразить, поэтому лишь зло упрекнул:
— Если так любил, что же не спас?! Отчего не был рядом?
— Если бы я знал, что моя любовь способна породить такое! Если бы я знал, что за существо у нее зародилось, как паразит во чреве. Я бы убил тебя во младенчестве. Но я не знал!
— Или не хотел знать? — с горечью покачал головой Илья.
Михаил подорвался с места и, яростно сжав кулаки, подскочил к Илье. Илья ответил напускным равнодушием, мол, бей. И Михаил вдруг отступил, сник, забормотал оправдываясь:
— Я не мог… Я должен был служить высшей цели… Тогда не понимал, что высшая цель и Мария — это одно и то же! Я не мог ослушаться отца. Я думал, что если оставлю Марию, у неё появится шанс на новую жизнь, нормальную, человеческую, счастливую. Я не знал о нефилиме. Она мне не сказала, что беременна, когда мы прощались. Избегая дальнейшего искушения, я согласился, чтобы отче укрыл её от моего взора. Я был в неведении…
— И как же ты прозрел? — Илья слушал, и было так паршиво, что на каком-то моменте он просто абстрагировался и перестал пропускать рассказ через себя.
— Мир стал разрушаться. Рай умирал, а ангелы превратились в обезумевших чудовищ. Я искал источник и вышел на тебя. К этому времени Мария была уже мертва, а то, что осталось от неё, дожирала тварь, живущая внутри тебя. И хоть сейчас ты ловко замаскировал его, я знаю, что ты есть на самом деле!
Илья закрыл глаза. Хаос его души. Вспомнилась Аня, её робкая улыбка, её тепло и как он умер, убивая Лёху. А потом вновь маму и порезы на её руках. Измученную им маму. И он отчетливо ощутил себя тварью. Уже слишком поздно — этого не исправить, это невозможно искупить — он замучил и убил собственную мать.
От Михаила ему не будет пощады. Он уже приговорен, а это всего лишь условность. Церемониал, чтобы потом Михаил смог сказать себе, что все случилось по справедливости. Он настолько в этот момент все понял про Михаила и себя, что сделалось нестерпимо одиноко, так одинока может быть только тогда, когда подходишь к концу. Он, как загнанный в угол щенок, может лишь, доигрывая отведенную ему роль, побольней укусить напоследок свой хвост.
Он посмотрел на архангела сверху вниз и с ненавистью, адресованной и себе, и ему, выдохнул:
— Ты виновен не меньше меня. Если бы ты был рядом — все бы обернулось иначе!
— Да, я убил бы тебя намного раньше, выродок! — с ответной ненавистью заверил Михаил.
— Видимо весь в тебя пошел!
Михаил инстинктивно сделал шаг назад. Нимб над его головой нервно замигал, глаза налились тяжелым золотом. Он тряхнул головой и, умерив свою цветомузыку, процедил: