Илья выбрался из-под дерева. Встал и, разминаясь, пошел к морю. Попробовал умыться, но дотронувшись до воды, вздрогнул, опять ужалило чувство вины. Во всем теле возникли неприятные покалывания. Пришлось оставить эту затею.
Он сел на берегу. Задался вопросом, что дальше, и не смог себе ответить. Ему казалось, что он обкурился и все это трип. Он и прекрасен и вместе с тем по-наркомански ужасен в своей изломанной реальности. Легкий счастливый дурман, но сквозь него настойчиво тукало, что все это иллюзия, а на самом деле все не так.
Он был уверен, что Михаил поймет, что его план не удался и вновь попытается его прикончить. Однако на этот раз между ними стояла Аня. И нельзя допустить, чтобы её смяли, как несущественную преграду на пути к великой цели. Михаил был одержим, он искренне верил, что стерев с лица земли следы своих ошибок, он исправит и их последствия. Илья же в этом очень сомневался.
Еще немного взвесив, он решил, что ему нужно каким-то образом валить с этого острова грез, подальше от нее, и тогда у Ани будет шанс спастись, а у него — начать все сначала.
Задумавшись, он не заметил, как к берегу подошла Аня. Сонная теплая она счастливо улыбнулась ему. Он ответил вымученным оскалом.
— Ты опять не в духе?
Она вышла вперед к самой воде. Повернулась к Илье лицом и стала медленно стягивать с себя платье.
— Что ты делаешь? — голос охрип, и сердце застучало в ребра. Илья настороженно следил за ней.
— Хочу искупаться, — с каким-то непонятным вызовом, пожала она плечами.
— Это может быть опасно! — вспомнив свой недавний неприятный опыт, предупредил он.
Подавляя в себе желание схватить её и утащить в их вигвам, он отвел глаза.
— Думаешь, тут есть стафилококк? — насмешливо фыркнула она.
Аня, не спеша, стянула трусики и лифчик, уподобляясь первой женщине в раю. Нагая, прекрасная, волнующая. Налитая округлая грудь с крупными коричневыми сосками, словно была создана для мужских рук. Припасть бы губами к ней, разжечь огонь и сгореть.
Аня повернулась спиной к нему и шагнула в воду. Тяжелые волосы ярким каскадом струились до самой поясницы. Илья помнил, что от них пахло пшеницей и костром. В их гуще можно было забыться без остатка. Его переполняла беспредельная нежность на грани отупляющего желания поддаться соблазну.
Скрывшись в воде по пояс, Аня повернулась к нему, на груди заблестели искристые капли. Точно ундина она приглашающе спросила:
— Ты идешь?
— Я? — задал он идиотский вопрос, будто тут еще мог кто-то быть.
Аня так просто улыбнулась, и столько в ней в этот момент сосредоточилось женского, чарующего, что по телу прошла судорога, и он вздрогнул. Он не мог справиться с желанием. Краснея и бледнея, маялся, как подросток, у которого на пляже внезапно случился стояк. Прежде с женщинами он чувствовал себя совсем иначе. Он полностью владел собой, а теперь владели им.
— Вода чудесная, что ты стоишь, Илья?
Илья скрипнул зубами, всеми силами удерживаясь от искушения. Но, обнаружив себя на ногах у края моря, понял, что капитулировал. Он скинул одежду и вошел в воду вслед за Аней.
Вода обожгла благостью и чистотой. От чего его собственная греховность встала тяжелым комом в горле. Он захватил побольше воздуха и через боль нырнул. Голову сдавило, но он продолжал яростно плыть ко дну.
Он ненавидел себя за трусость и слабость. Он не смог признаться, что убил всю ее семью, даже когда знал, что это спасет её. А сейчас не может справиться с примитивными инстинктами. Он пытался смыть с себя — себя.
Вынырнул Илья рядом с Аней. Схватился за воздух и понял, что кислородного голода нет. И дыхание сбито, только присутствием Ани.
Она подплыла к нему еще ближе, обняла. Прижалась. Он задрожал. И обнял в ответ. Почувствовал кожей затверделые бусинки её груди. Откликнулся ответной твердостью.
— Что же ты такой напряженный? Я рядом. Все позади.
Волны ласково баюкали их. Он никогда ничего так сильно не хотел, как Аню в этот момент. До темноты в глазах, до огня внутри, почти до полного забвения. Но это почти и поднимало его на дыбы и не позволяло отдаться желанию целиком. Он больше не мог, не мог этого вынести.
— Аня, что ты делаешь со мной? — слова, обжигая горло, вырвались горячие трескучие.
— Нет, это все ты, Илья, — улыбаясь, возразила она, ласково водя кончиками пальцев по его щеке. — Я хочу тебя любить…
— Не нужно… — попросил он.
— Тебе нужно больше всего…
— Аня, это я…
— …Да, это ты… — шепчет она.
Илья забывается в её шепоте. Сладостное томление ползет по телу. Он проводит рукой по ее шее, жадно целуя в первый и последний раз. Она вытягивается, как струнка, губы мягкие податливые, но её ответ выдает неопытность и волнение. С трудом оторвавшись, Илья выдыхает:
— …я подстроил тот пожар…
— …какая ерунда, Илья…
— …я сжег твой дом! — жестко повторяет он.
— Зачем ты это говоришь? — она отстраняется, с непониманием смотрит ему в глаза. — Ты тогда был со мной, я помню. Ты не мог, потому что ты был рядом.
— Чтобы отвести подозрения от себя, — как же это больно, когда во взгляде недоверие сменяется горечью и болью. — Я подговорил человека…
— Но зачем? — губы её дрожат, тело становится холодным, задеревеневшим.
— Тогда я знал зачем, а сейчас не знаю, — признается он.
Аня ударяет его кулаком, сначала через сопротивление, потом удары становятся все хаотичней и уверенней. От этих легких ударов её маленьких кулачков ему становится как будто немного легче. Совсем немного, но легче. Он обнимает её, она пытается вырваться, но как-то слабо. Хотя, скорее всего, это он обнимает слишком крепко.
— Зачем?! — бессвязно рыдает она, уткнувшись ему в плечо. — За что ты так со мной?!
Рай не выдерживает напряжения и раскачивается, размазываясь по небу золотой и огненной пылью. Тают миражи райских островов, и открывается горизонт, что обрастает земными, привычными пейзажами. В нос бьет запах весны. Прохладный ветер трогает кожу. Под ногами размякшая, напитавшаяся снегом почва.
Аня отстраняется. Растерянно оглядывается. Поняв что-то про себя, качает головой. Вглядывается в Илью сосредоточенно, недоверчиво, будто впервые увидела. Поворачивается и медленно, спотыкаясь, идет прочь. На ней всё то же белое платье, а ноги босые.
На губах у Ильи еще теплится нежный след ее имени:
— Аня, — а в груди уже поднялись холод и тоска.
Вокруг — вроде обычный лес с привычными соснами, под которыми еще сохранились грязные островки не дотаявшего снега, а небо какое-то странное — в огне и золоте. И земля под ногами подрагивает, как будто он стоит не на устойчивом плато, а где-то на мачте в море.
— Это как же я обдолбался, что все так едет?
Позади него вычерчиваются растерянные лики ангелов. Они покинули рай навсегда.
На Илью кто-то налетел и сшиб с ног. Землю в этот момент хорошенько тряхнуло. Он потерял равновесие и упал в грязь. Покатился с каким-то парнем, матюгающимся с ним в унисон, по дрожащей накренившейся земле.
Вспышка 7. Душа в огне
Когда пришло время выдвигаться, Матфей все еще прибывал в состоянии анабиоза от снадобья Егорушки. Это изрядно попортило нервы Варе и Сидору. По просьбе Сидора, уставшего пылиться в темном кармане, Варя на время забрала его душу себе.
На смену легкому беспокойству из-за долгого сна Матфея пришли настоящие трудности. Сам идти Матфей, естественно, не мог, а тащить его высокомерные демоны наотрез отказались, фыркая, что, мол, скорее небеса рухнут на землю, чем они будут служить средством передвижения для человека.
Варя просила, угрожала, уговаривала, даже обратилась с мольбой к Егорушке, но все тщетно. Сама же она, как бы ни старалась едва ли сумела бы одолеть хотя бы пару шагов с такой ношей.
Сидя на валуне перед спящим Матфеем, им с Сидором осталось только наблюдать, как демоны, строясь в колонны по двое, медленно отчаливали прочь. Болтливый, смешной Сидор вдруг сделался серьезным и ядовитым. Варя же закрыла лицо руками и разрыдалась от отчаяния. Им предстояло стать пищей для инфицированных обитателей ада.