Эта была правда. Вот только Люцифер не знал, как ему теперь быть с этой правдой. Он убрал меч в ножны и с болью спросил:
— Почему они предали меня?
— А почему ты их предал? — продолжая его боль, эхом откликнулся Вельзевул.
— Мне было больно, — через силу признался Люцифер, — я был слаб, и не мог больше быть вашим вождем. Я хотел как лучше, но я никогда не причинил бы вам вреда, а те демоны пытались загрызть меня живьем. Что с ними такое? Что здесь случилось, Вельзевул?!
Вельзевул покачал головой.
— Мы не знаем, — вздохнул он. — Сразу как ты закрыл врата, некоторые демоны стали меняться. Сначала никто не придавал значения, все думали, что они скорбят о твоем уходе. Но их становилось все больше, и они менялись все сильнее. Их личности будто стирали, оставив взамен пустоту и голод. Они не радовались и не грустили, ни плакали и не смеялись. А потом стали жрать все подряд — от чертей до демонов. Сначала мы пытались их спасти, потом изолировать, потом спрятаться от них. Но время работало против нас. Вскоре заражаться и гаснуть стали даже человеческие души, ад зачах. Из шестисот шестидесяти шести — нас осталось только шестьдесят пять.
— Этого не может быть! — из груди рвалось отчаяние и боль — он не мог потерять стольких братьев. — Это какой-то бред!
— Это бред?! — раздраженно жужжа выкрикнул Вельзевул. — Ты бросил нас ради дочери Евы в самый трудный час! Ты, который осуждал нашего отца за то, что он предпочел нам жалких людишек, сам поступил точно так же! Ты такой же, как и он!
— Заткнись! — взревел Люцифер.
Не помня себя от бешенство, он схватил Вельзевула за грудки и что есть силы ударил еще и еще раз. Очнувшись, отпустил, глядя на свои перепачканные золотистой кровью руки, сделалось стыдно и горько.
— Прости, — прошептал он, избегая смотреть на увечья брата, бросился отмывать руки.
— Очень по-человечески — агрессия, насилие и злоба, — смывая кровь с разбитого лица, процедил Вельзевул. — Ты даже вернулся не из любви к нам, не потому что мы в тебе нуждались! А потому, что девчонка позвала!
— Девчонка? — недоверчиво переспросил Люцифер, он уже и забыл о ней, казалось, что она причудилась ему. — Значит, она и вправду существует?
— Твоя дочь — да, существует, — разбитое лицо Вельзевула быстро восстанавливалось, но выглядело все равно паршиво. — Она здесь, и наш отец тоже. Несет какую-то ахинею про Хаос и конец света, по-моему, свихнулся окончательно, я ему не верю. Скорее всего, он с нами опять играет в свою любимую игру — угадайте мой промысел.
— Но ад был закрыт, — недоверчиво заметил Люцифер. — Как они сюда попали?
— Мальчишка притащил, — пожал плечами Вельзевул. — У него душа, как у твоей Софьи была, только намного сильнее и тёмная.
— Старый лис что-то задумал, — согласился с братом Люцифер, припоминая, что о том же намекал и Михаил. — Мальчишка, как всегда, лишь средство! А девочка, боюсь, и её он использует.
— Да, мальчишка силен, но вообще ничего не понимает — идет, как теленок на убой. Вспыльчивый, импульсивный на тебя похож. Кстати, твоей дочери он, кажется, нравится.
— Это поправимо, — напряженно заметил Люцифер. — А лучше избавь меня от своих предположений — она еще дитя.
— Не могу, — усмехнулся Вельзевул, — твоя человеческая реакция слишком показательна, и она меня веселит.
Люцифер поморщился, решив оставить это без комментариев.
— Моя до… — нет, пока не убедится он не будет её так называть, — эта девчонка — она здесь одна?
— Да, одна. Твоей Софьи с ней нет.
Люцифер отвернулся, чтобы Вельзевул не увидел глубины его разочарования. Осталось утешать себя тем, что дочь точно знает, где её мать. И вместе они непременно найдут её. Но сначала ему нужно было спасти остатки своего народа и обыграть Бога.
— Отсюда уже можно и долететь — заметил Люцифер, расправляя перепончатые крылья. Вельзевул согласно кивнул, блеснув прозрачными крылышками в свете грешных душ.
[1] И. Губерман афоризмы
Вспашка 10. У весны твои глаза
Ожидание — это мучительно.
Особенно, если не знаешь, чего именно ждешь, но знаешь, что это будет катастрофа.
Особенно, если занять себя кроме ожидания нечем.
Тревога нарастала с каждой минутой, пока не обратилась в панику.
Варя, чтобы успокоиться, стала слоняться по пещерам. Все нервничали, но она не могла объединиться с ними в их страхе. Демоны вокруг боялись, что к ним ворвутся зомби, что их поглотит вечный Хаос, а она боялась, что появится надежда на спасение, что отец откликнется на её зов. И тогда…
…Тогда Варе придется держать ответ за все содеянное. Тогда придется рассказать, о том, как она сгубила собственную маменьку. И все увидят, какая она есть на самом деле, что она чудовище. Увидит отец, а самое ужасное — увидит Матфей. Одна мысль, что он увидит — была мучительна. Пусть её терзают голод и пустота, но не его взгляд, наполненный презрением к ней, как только он поймет, что она есть такое на самом деле.
Она ничтожна, она не достойна, она грязь под ногами. Она примирилась со своей ущербностью, но не могла примириться с мыслью, что он это в ней обнаружит.
Она села, поджав под себя ноги, закрылась руками — нет, она не вынесет его осуждения. И понять не получалось — от чего оно для нее страшнее всего на свете. Почему она так зависит от его мнения о ней?
— Эй, — позвал Матфей, легонько потрепав её за руку. — Чего грузишься? Страшно?
Она подняла на него взгляд.
Матфей, наклонившись над ней, ободряюще улыбнулся. Видимо тоже прогуливался по пещерам и, наткнувшись на неё, решил присесть рядом.
— Понимаю. Тоже не хочу здесь сгинуть, — вздохнул он, по-своему истолковав её молчание. — Если уж пропадать, то под голубым небом и с любимой девушкой рядом.
И опять его слова задели за живое. По щекам покатились слезы. Она не могла и мечтать, чтобы стать для кого-то любимой.
Варе сделалось любопытно, что это значит — быть любимой для Матфея? Она смутно помнила его любимую. Аня была сильна духом. Она несла за собой свет и надежду. А Варя лишь — чудовище, которое он пожалел и не стал добивать. Варя для него никто, и это тоже было больно. А хуже всего, что она не могла понять, почему ей настолько больно от этого.
— Эй, ну что ты опять плачешь? Все будет хорошо, — пообещал он, тронув её за руку. — Мы обязательно выкарабкаемся.
— Я хочу, чтоб ты ушел, — высвобождая свою руку из его ладони, попросила она.
Он вздохнул, но не двинулся с места.
— Я останусь, — наконец, уверенно сообщил он. — Ты одна пробродила здесь слишком долго — тебе это не идет на пользу. Ты накрутила себя.
— Ты совсем меня не знаешь, — прошептала она, глотая слезы.
— Зато знаю себя, — пожал он плечами, — еще немного и я на пару с Сидором сойду с ума. Мне нужна твоя поддержка, Варя. Нам нужно держаться друг друга.
Странно, но от его слов ей сразу стало легче. Слезы высохли, она, улыбнувшись, кивнула ему — ей он тоже был нужен.
Матфей, немного помолчав, заявил:
— Сидор говорит, что с ним души из ядра болтают, прикинь?
— И что говорят? — улыбнулась она.
— Я не спрашивал… Да он гонит.
— Они говорят, — подал голос Сидор, — что Люцифер здесь, но он не сможет нас спасти. Зомбаки слишком близко. И вывести всех может только этот хрен, что расселся здесь и ни черта не делает!
— И как я должен это сделать?! — раздраженно огрызнулся Матфей.
— Они не знают. Но ты ж нас сюда как-то затащил?
— Я по-прежнему не уверен, что дело во мне.
Их спор прервал шум. В гроте что-то происходило.
— Ба! Неужели зомбаки прибыли? — подрываясь на ноги, предположил Матфей. — Сиди здесь, я проверю! — велел он Варе.
Но Варя и не думала оставаться в стороне, особенно в то время, когда Матфею угрожала опасность. Она побежала следом.
Оказалось, что всеобщий переполох поднялся вовсе не из-за нападения, а из-за долгожданного появления в гроте Вельзевула с Люцифером. Демоны, окружив прибывших, что-то яростно выговаривали Люциферу. Он с не меньшим жаром выговаривал им в ответ. А потом к Люциферу подбежал Белиал и, обняв его, зарыдал. И стало очень тихо. И в этой тишине Люцифер хрипловато сказал.