Альбинос вышел, недовольно щуря глаза на слишком яркое с полумрака бара солнце.
Опять его занесло в южные широты. Город громадный, гомонили улицы, в пробках пищали машины, люди бестолково копошились вокруг.
Его время — ночь, его место — ближе к северу, где свет короче, а тьма темнее.
Голова шла кругом, мутило, он сделал пару шагов к урне, и его вывернуло наизнанку.
— Что, ангельский желудок плохо переваривает водку? — послышался сзади насмешливый голос.
— Ангельский — может и плохо, а для дьявола водка и коньяк — это самое оно. А вот здешние коктейльчики, видимо, делают только для таких как ты — ангелочков. Правильные же парни от него травятся, — не оборачиваясь ответил альбинос, продолжая опорожнять желудок.
— Я искал тебя, — печально вздохнул за спиной собеседник. — Давно искал.
— Я знаю, — все еще продолжая стоять над урной, отозвался альбинос. — Я очень старался, чтобы не нашел.
— А я очень старался найти. Есть разговор.
— Если ты не собираешься рассказать мне, где Софья, то убирайся обратно к папочке, Михаил!
Альбинос повернулся, и что-то звериное проскользнуло в его оскале. Но Михаил не испугался, он, скрестив руки на груди, внимательно разглядывал брата. Лишь золотой ободок вокруг зрачков его глаз расширился, потеснив синюю радужку.
— А ты изменился, даже волосы на лице по-человечески наклеил, — удивился Михаил, уступая место женщине с коляской, он встал на бордюр точно напротив брата, сделавшись в росте чуть-чуть над ним.
— Не наклеил, а отросли, — вытирая руки о штаны, возразил альбинос, глядя на Михаила со все большим презрением и скукой.
— Отросли? У нас на лице волосы не растут, Люций, — терпеливо напомнил Михаил.
— У вас не растут — кастратам они ни к чему, — ядовито заметил Люцифер.
Золотой ободок в глазах и нимб над головой Михаила возмущенно колыхнулись, но сразу же побледнели.
Люцифер заржал, но резко оборвав собственный смех, потребовал:
— Где моя женщина, Михаил?!
— Я не знаю, где она, Люций. По ощущениям — ее вовсе нет.
— Нет?! — взревел альбинос.
Он молниеносно пересек тротуар, оказавшись за спиной брата, и когда тот рефлекторно повернулся к нему лицом, схватил Михаила за грудки и хорошенько встряхнул. Лицо Люцифера теперь еще больше стало напоминать звериную морду, даже сиреневые глаза изменили форму. Золотой свет в Михаиле сначала испуганно съежился, а потом полыхнул раздражением. Он с негодованием стряхнул с себя руки Люцифера.
— Нет, её нет! Уже больше сотни лет нет! — зло зашипел Михаил. — Ничего больше нет! Ты разве не чувствуешь пустоту?
— Я уже давно ничего не чувствую по твоей и Его милости, братец! Бывай, раб божий Михаель!
Люцифер повернулся и шагнул в поток людей.
— Стой!
Люцифер проигнорировал окрик.
— Стой! — второй окрик был уже с заданной силой света.
Люцифер, не имея желания бороться, остановился, но не обернулся.
— У тебя есть дочь!
***
Матфея тошнило, голова трещала, как с дикого похмелья, всё плыло перед глазами. Жара — как в перетопленной бане. Пот пропитал собой всё. Ко всему прочему нестерпимо завоняло серой.
Он полулежал, полусидел на раскалённом песке. Сверху на песок стекала магма. Стекала медленно, помаленьку, но все равно было страшно, что такая вот капелька, с шипением прожигающая песок, попадет тебе на башку. Но пока никому по темечку не стукнуло, все, не сговариваясь, решили, что черт с ней с магмой.
Ни на что уже просто не оставалось сил. Матфей даже перестал вникать, о чем на фоне пекла беседуют Варя с Егорушкой. Им овладела такая апатия, что стало безразлично до всяких чудных персонажей, выписанных из сказок. Достаточно было того, что он понял — девка непростая, а если все-таки поверить Егорушке, то вообще цесаревна с примесью ангельской кровушки.
Однако, от того, что она вся такая непростая, легче никому не становилось. Даже наоборот — ему лично становилось нелегче. Стоило ему не так что вякнуть, и она сразу мумифицировалась, и хрен потом воскресишь — сидела и пялилась в пустоту. А ему обтекай, хотя ничего и не сказал уж такого страшного, а чувствовал себя полным дерьмом. Хорошо хоть Егорушка ключики подобрать сумел, она вроде бы ожила, чего-то там лопочет.
Смысла идти никуда уже не было. И вскоре окончательно размякнув от духоты, Матфей лег на песок. Стал любоваться растекающейся и булькающей над головой магмой — красиво.
Может, он спит? Может, это сон такой дебильный? Тогда пора бы уже и проснуться! А может и наоборот он проснулся…
— Ощущение, что я заблудился в дурном сне, — попытался сказать, но вместо этого прохрипел Матфей.
— Нет, вовсе не во сне, мы попали в миф, — подал голос из кармана Сидор, такой же сухой и измученный, как и голос Матфея.
— В миф? — принял подачу Матфей. — А как нам из него выбраться, бро, не подскажешь?
— Из мифа нельзя выбраться, — в своей манере заявил Сидор, — его можно только разрушить.
— А когда разрушу, — автоматически продолжил Матфей, — я из него выберусь?
— Нет, ты окажешься в другом мифе.
— Тогда что мне делать?
— Стать героем.
— Похоже, мы с тобой бредим, бро…
— Похоже, что так…
Мозги окончательно спеклись. Матфей периодически забывался. Поэтому даже не заметил, как магма стянулась к выступающему краю алой сферы, которая скорее всего являлась земным ядром. Точнее видимой отсюда его частью.
Над головой сделалось черно. Чернота не небесная, а пещерная. Без улыбчивых звезд, что нет-нет да подмигнут усталому путнику на земле. Подземная, глухая, непроницаемая тьма, за которой не разглядеть надежды.
По черноте ползли две тени. Двигались они урывчато, как насекомые, от чего делалось жутковато, но все уже слишком сварились, чтобы испугаться по-настоящему.
Вскоре силуэты приобрели людские очертания, и стало ясно, что они не ползут, а летят, быстро перебирая небольшими, но мощными крыльями за спиной. Внешне эти крылья выглядели довольно отталкивающе. У одного — прозрачные, сетчатые, формой и видом они напоминали крылышки мух. У другого крылья были шире, круглее, коричневые, с коротенькими волосками — эти позаимствовали у какого-то несчастного мотылька.
Странные существа зависли над ними. До слуха доходили их голоса, а смысл запаздывал, как в плохой озвучке, когда сначала шевелятся губы, а потом медленно, не в такт идут звуки.
— Я же говорил, здесь кто-то есть, Вельзевул, — приятным бархатным голосом промурлыкал парень с крыльями мотылька.
— Осторожно, Белиал — предупредил мухокрылый, — они могут быть инфицированы.
— У них нет признаков заразы. Они не рвут плоть друг друга. И энергия, Вельзевул, колоссальный выброс энергии, скоро зараженные будут здесь. Нам надо поскорее узнать, что происходит.
— Ты прав, брат, давай спускаться, но будь начеку, — согласился Вельзевул.
Существа приземлились чуть в стороне. Принюхались, присмотрелись и, сложив крылья за спиной, медленно пошагали в сторону Матфея с компанией. Крылья стали бледнеть, пока не исчезли совсем, будто их вовсе не было.
Прибытие этих двоих походило на мираж. Казалось, еще мгновение — и они растворятся вслед за своими крыльями. Но вместо того, чтобы исчезнуть — человекоподобные существа остановились в нескольких шагах от Матфея.
Их можно было бы даже принять за людей, если бы не одно существенное но — лица у них были хоть и человеческие, но у каждого присутствовала особая деталька, на первый взгляд, едва уловимая, но, вместе с тем, приметная, от чего схожесть с людьми казалась дикой, неправильной.
— Не может быть такого! — недоверчиво воскликнул тот, у кого еще недавно торчали из-за спины крылья мотылька.
Парень выглядел невероятным красавцем: золотые кудри, точеные черты лица, но стоило ему заговорить, как щеки его проваливались в серую, вязкую паутину. Мерзкая метаморфоза одновременно и отталкивала, и завораживала.