Небольшая пауза. Потом: «Не по телефону».
Не зная, как поступить, Уэнди напечатала: «Почему?»
«Через полчаса в баре „Зебра“?»
Прямо не ответил — любопытно.
«Почему нельзя по телефону?»
Еще большая пауза.
«Не стоит им сейчас доверять».
Уэнди нахмурилась. Все это напоминало шпионские игры, однако, сказать по правде, Фил был не из тех, кто драматизирует без повода. Впрочем, гадать нет смысла, скоро все выяснится. Она ответила: «Хорошо» — и взглянула на Чарли.
— Чего?
— Убегаю по делам. Сам обед закажешь?
— Вообще-то…
— В чем дело?
— Сегодня вводная встреча по проекту «Выпускник».
Она чуть не хлопнула себя по лбу:
— Черт, совсем забыла!
— В школе через… — Чарли взглянул на запястье, хотя часов не носил, — меньше чем через полчаса. А ты в комитете по закускам или вроде того.
На самом деле она отвечала за сахар (либо искусственный подсластитель) и молоко (либо немолочный заменитель) к кофе, но хвастаться не позволяла скромность.
Махнуть рукой труда бы не составило, однако к проекту «Выпускник» в школе относились очень серьезно, к тому же Уэнди в последнее время как минимум мало уделяла внимание сыну, поэтому отписала Филу: «Перенесем на 10 вечера?»
Ответ все не приходил. Тогда она пошла к себе в спальню, переоделась в джинсы, зеленую блузку, поменяла линзы на очки, убрала волосы в хвост — обычная женщина.
Зажужжал телефон.
«Хорошо», — написал Фил Тернбол.
Попс сидел в гостиной в красной бандане. Банданы (реже — в мужском варианте — «косыны») мало кому шли; Попсу — с горем пополам.
Заметив Уэнди, он удивился:
— Что за старушечьи очки?
Та только пожала плечами.
— Так ты никогда мужика не подцепишь.
Можно подумать, ей хотелось на школьную встречу.
— Очки, мужики — не твое дело. Хотя, между прочим, именно сегодня меня пригласили на свидание.
— После похорон-то?
— Да.
— Не удивила.
— То есть?
— Лучший секс в моей жизни был как раз после похорон — на заднем сиденье в лимузине. Полный отвал башки.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— Сарказм, да?
— Еще какой.
Уэнди чмокнула его в щеку, попросила проследить, чтобы Чарли поел, и уехала. По дороге заглянула в супермаркет за провизией к кофе, а когда добралась до школы, обнаружила, что все парковочные места заняты. С трудом удалось разыскать одно на Беверли-роуд, причем в опасной близости от запрещающего знака. К черту, этим вечером мисс Тайнс — рисковая дама.
Войдя внутрь, Уэнди поспешила к сиротливо стоявшему кофейнику, возле которого толкались родители, и, доставая разнообразные припасы, стала извиняться. Милли Хановер — глава экзаменационной комиссии, мать, проводившая образцовые внешкольные художественные занятия по досконально продуманному графику, — глядела хмуро. А вот отцы великодушно прощали припозднившуюся Уэнди. Даже слишком великодушно — отчасти поэтому она и предпочитала наглухо застегнутую блузку, свободные джинсы, не идущие ей очки, прическу-хвостик и никогда подолгу не разговаривала с женатыми — ни-ког-да. Пусть уж зовут высокомерной стервой — все лучше, чем слышать «кокетка», «проститутка», если не кое-что похлеще. Жены в этом городе и так, спасибо большое, смотрели на нее косо, а в подобные вечера Уэнди хотелось надеть футболку с надписью «Мне действительно не нужны ваши мужья».
На встрече обсуждали колледжи, а точнее, то, куда чей ребенок поступил, а куда — нет. Одни родители хвастали, другие шутили, третьи (этих Уэнди любила особенно нежно), как проигравшие в споре политики, вдруг полностью меняли мнение и начинали петь хвалу заведениям, куда гарантированно проходили, словно те были лучше выбранных с самого начала. Возможно, она относилась слишком жестоко к этим людям, которые всего лишь хотели смягчить свою неудачу.
Спасительный звонок напомнил Уэнди о школьных годах. Все пошли в центр помещения. В одном боксе родителей призывали ставить дорожные знаки «Сбросьте газ. Мы ♥ своих детей» (на ее взгляд, убедительно, но двусмысленно — якобы ты, водитель, своих не любишь), в другом раздавали оконные наклейки, говорившие соседям, что наркотикам сюда путь заказан (благообразная избыточная вывеска вроде «Ребенок в машине»). Третью акцию устроил Международный институт борьбы с алкоголизмом по поводу своей кампании «Не в нашем доме» против родителей, устраивающих вечеринки со спиртным. В четвертом боксе тем временем предлагались особые контракты: подросток обещал не садиться за руль пьяным и не ездить в одной машине с выпившим, а родители, в свою очередь, забирать его по первому звонку домой в любое время суток.