Выбрать главу

— Вы же сказали, кто-то шептался, хихикал.

— По словам Фила, он действовал в одиночку. Его друзья, само собой, подтвердили. А я разве могла спорить в том состоянии? Да и что я на самом деле знала?

— То есть всю вину взял на себя Фил?

— Да.

— Почему?

— Понятия не имею.

— Что он все-таки с вами сделал? В смысле откуда порезы?

— Когда я вошла в спальню, Фил прятался за кроватью. Увидел, как я тянусь к выключателю, и, наверное, решил отвлечь внимание: швырнул в мою сторону большую стеклянную пепельницу. Видимо, я должна была обернуться на шум, а Фил бы в этот момент выбежал. Только она попала в старинное зеркало, и осколки полетели мне прямо в лицо. Несчастный случай.

Уэнди промолчала.

— Три месяца я пролежала в больнице, потеряла один глаз. Второй тоже сильно пострадал — травма сетчатки. Какое-то время я вообще не видела. Постепенно зрение вернулось. Официально я до сих пор слепая, хотя рассмотреть могу уже достаточно. Только все размыто, и не переношу яркий свет, особенно солнечный. Опять же, очень кстати, да? Врачи говорят, что мое лицо буквально срезало — кусок за куском. Теперь все не так плохо. Я видела первые снимки — просто фарш, по-другому не скажешь. Будто лев обглодал.

— Сочувствую… — Уэнди не смогла найти других слов.

— Марк, мой жених, он молодец. Остался рядом. Если подумать, вел себя по-геройски. Я была красивой — теперь-то можно сказать, в нескромности уже не обвинят. Да, красивой. А он — страшно симпатичным. Но не сбежал. Хотя тоже стал отводить взгляд. На такое не подписывался. — Криста умолкла.

— В чем же дело?

— Я заставила его уйти. В тот день я по-настоящему поняла, что такое любовь. Все осколки не причинили столько боли… но я любила Марка достаточно сильно — меня хватило его прогнать. — Она отхлебнула чай. — Остальное, пожалуй, и так понятно. Семья Тернбола заплатила за молчание. Вы, наверное, решили — круглая сумма? Все лежит в фонде, перечисляют каждую неделю. Заговорю — денег больше не увижу.

— Я никому не скажу.

— Думаете, меня это волнует?

— Не знаю.

— Нисколько. У меня скромные запросы. Живу по прежнему здесь. Одно время работала на Слотника, но уже не с детьми — те боялись лица. Стала его помощницей. Он умер — преемник Пашаян, спасибо ему, предложил ту же должность. Теперь у Луиса Шефа. А деньги в основном отдаю на благотворительность.

Помолчали.

— Так при чем тут Дэн? — спросила Уэнди.

— А как вы сами считаете?

— Видимо, тоже приходил сюда тем вечером?

— Они все тут были. Все пятеро. Это я потом узнала.

— Как?

— Дэн рассказал.

— А Фил взял всю ответственность на себя?

— Да.

— Почему?

— Видимо, считался за главного. Хотя, возможно, дело не только в этом. Он — богатый, остальные — нет. Мог подумать: зачем сдавать друзей?

«Резонно».

— Значит, Дэн вас навещал?

— Да.

— Для чего?

— Поддерживал. Мы беседовали. Страшно переживал из-за случившегося, из-за того, что сбежал. Когда явился в первый раз, я взбесилась. Потом мы стали друзьями. Часами разговаривали за этим самым столом.

— Вы же говорите, что взбесились.

— Поймите, в тот вечер я потеряла все.

— И имели полное право злиться.

На лице Кристы возникла улыбка.

— А, понимаю…

— Что именно?

— Дайте угадать: злилась, сходила с ума от ярости, всех ненавидела, поэтому готовила месть. Двадцать лет вынашивала планы и нанесла удар — так вы полагаете?

Уэнди пожала плечами:

— Похоже, их карают.

— А я, значит, главный подозреваемый? Тетка со шрамом и топором за пазухой? Смахивает на фильм ужасов… — Криста вновь склонила голову. — Хотите выставить меня злодеем?

— Вообще-то нет.

— И еще кое-что.

— Да?

Криста развела руками. Очки не помешали слезинке скатиться с единственного уцелевшего глаза.

— Я их простила.

Настала тишина.

— Всего лишь мальчишки, играли в охоту за трофеями. Они не хотели меня ранить.

Вот она — мудрость простого слова, истина, которую чувствуешь по голосу и ни с чем не спутаешь.

— Мы живем в этом мире, сталкиваемся с другими людьми… Именно сталкиваемся — и потому иногда причиняем боль. Они лишь хотели стащить те дурацкие трусы, но все пошло не так. Я их ненавидела. Недолго. Сами подумайте — чего ради? На ненависть уходит столько сил — вцепишься в нее и упустишь более важное, разве нет?