Спрыгнув с буерка, в несколько шагов Герард оказался у тела пфальцграфини.
Рухнув на колени, застыл в немом изумлении.
Ошейник. От его вида передёрнуло. Это то, о чём он подумал? Всевышний! Его женщина и ошейник! Его женщина и рабство. Сейчас он жалел, что Карл издох не от его меча.
Всматривался в милый лик, кажущийся чужим и отрешённым.
Приложив голову к груди, заглушая звук собственного сердца, не слышал стука её сердечка.
Прижав подрагивающие пальцы к её шее, не ощутил толчков пульса.
С ужасом понял, что опоздал.
— Таша… — не решался прикоснуться к тронутым тленом рукам.
— Таша… — шептал бескровными губами, уставившись в её лицо в надежде заметить дрогнувшие веки, безуспешно выискивая на любимом лице ожившую морщинку у губ.
— Та-аша… — леденящий душу стон раздвинул заросшие стены оврага.
Смерть не выбирает. Она забирает всех. В любое время.
— Почему ты? — бережно согревал её руки горячим дыханием.
— Почему сейчас? — осторожно, словно боясь потревожить, гладил подушечками пальцев её лицо.
— Почему такой смертью? — скулы сводило от боли. Наплывающие слёзы туманили взор.
Он бы понял, если бы пришло её время.
Он не всё сказал ей.
Не всё сделал для неё, что хотел.
Не успел.
Не дали.
Сильные мужчины тоже плачут.
Неслышно.
Незаметно.
Давясь слезами, сглатывая застрявший ком в горле. И только глаза выдают боль обагрённой кровью души. Скатившаяся одинокая слеза, тут же спрятанная под ладонью, прикоснувшейся к щеке, не делает его уязвимым. Мысли работают чётко и собранно. Только боль, поселившаяся в сердце, уже начинает разъедать разум самоедством. Это ты виноват во всём случившемся. Ты мог поступить иначе. Это ты убил её. Этому нет оправдания. Время не повернуть вспять. Ты больше никогда её не увидишь. Только во сне. Если она пожелает прийти к тебе. Ты знаешь — она не придёт, потому что причиной её ухода стала твоя медлительность, твоё предательство бездействием.
Любой выбор мы делаем сами. Да, он зависит от обстоятельств. Ты сделал то, что по своей совести считал единственно правильным. Но на что бы мы ни опирались, совершая этот выбор — жить с результатами потом нам.
Природа замерла в ожидании твоих слов, которые не искупят вину, но облегчат твою душу. Слов, которых не услышит та, которой они предназначены.
— Таша, прости…
Слёзы застили взор. Лицо любимой расплывалось.
Он не сразу услышал угрожающий рык позади себя. Погрузившись в горе, пропустил момент появления зверя. И лишь когда повторный настойчивый утробный рёв усилился, внезапно оборвавшись, Герард обернулся.
Медведь.
Взрослый самец, нагулявший жировой запас для зимовки, осторожно присматривался к противнику, проникшему на помеченную им территорию.
Такой хищник одним ударом легко сломает хребет оленю, и если он голоден и добыча рядом, то не заставит себя терпеть.
От тяжеловеса несло влажной шерстью и застарелым прогорклым потом. Он не спешил нападать, изучая стоящего на коленях человека, принюхиваясь к нему, демонстрируя свою неуклюжесть и медлительность, усыпляя бдительность, выбирая наиболее удобный момент для нападения.
Герард в свою очередь неторопливо нащупывал на боку кинжал. Он, захваченный тревожным азартом поиска женщины, неосмотрительно сняв кольчужную броню и оставив притороченный к седлу меч, не позаботился о своей безопасности.
Теперь, глядя на бурого великана, состояние смертельной опасности не вызывало у него должного страха. Моментально проанализировав обстановку, понял, что находится в невыгодном положении. Запах крови пфальцграфини привлёк дикого зверя, и он так просто не отступит. Если бы не её тело, которое мужчина закрывал собой и ни при каких обстоятельствах не собирался уступить хозяину леса, он бы сумел выманить медведя наверх, где меньше деревьев и поросли. Узкое пространство оврага и его обрывистые стены не позволяли выбрать удобное для борьбы место.
— Ничего, Птаха, похоже, я скоро догоню тебя, — шепнул сухими стянутыми губами.
Два опытных противника — зверь и человек.
Друг напротив друга…
Равны ли их шансы?
Сдаваться нельзя. Борьба — единственный, хоть и мизерный шанс выжить.